Сергей Беляков - Сборник критических статей Сергея Белякова

Проханов известен своими метафорами. В русской литературе нет (и не было) другого писателя, способного сочинять разнообразнейшие сравнения и метафоры в “промышленных” масштабах. Впрочем, такое изобилие ведет к неизбежной инфляции слова. Даже самые роскошные метафоры легко теряются в потоках прохановского красноречия, обесцениваются. Избыточность оборачивается против самого писателя. Отсюда и фирменное дурновкусие Проханова.

Не только читатели, но и слушатели Проханова (например, на радиостанции “Эхо Москвы”) сталкиваются с непрерывным речевым потоком, который беспрестанно генерирует все новые “перлы”. Проханов не сочиняет метафоры, он мыслит и говорит метафорами. Если искусство — “мышление в образах”, то мышление Проханова — образец чистого искусства. Его теле- и радиоэфиры отчасти позволяют приоткрыть “творческую лабораторию”. Так, в одной из радиопередач он рассказал о мыслящей ракете: “…я подошел к ракете, говорю — парень, о чем ты думаешь, она говорит — о Вашингтоне думаю <���…> Ракета говорит мне, да, задумчивая ракета”. Эта импровизация отсылает к эпизоду из “Надписи”: в боеголовках ракет средней дальности “дремали кошмарные сны о сожженном Париже, провалившемся в преисподнюю Риме, расплавленном Лондоне”. Одушевление машин — давняя особенность Проханова. Возможно, результат увлечения Платоновым, хотя цитата говорит скорее о природной склонности к технократизму и одухотворению оружия.

Лучше всего Проханову удаются описания разного рода монстров и всего, что связано с насилием. Взгляд Проханова на мир — взгляд неординарного художника, наделенного зрением Брейгеля-старшего или Иеронима Босха.

Проханов демонизирует противника буквально, “враги” русского народа и русского государства предстают омерзительными монстрами. На демонстрации “демократов” в 1991 году сокрушать коммунизм шли колючие ежи, огромные жуки-носороги, “проткнувшие своим острием безжизненные тела прохожих”, птицы с пеликаньими клювами, “в которых они держали оторванные детские ручки и ножки”. Все небо над “демократами” было “в бесчисленных росчерках птеродактилей, острокрылых демонов, зубастых химер” (“Последний солдат Империи”, 2003). Образы разрушителей красной империи, Горбачева, Ельцина, Шеварднадзе, парящие в московском небе 1993 года, напоминают уродливые рыбьи эмбрионы (“Красно-коричневый”). Вообще, господство демонов-“либералов” в воздухе — один из наиболее распространенных образов у Проханова. В романе “Экстремист” на фуршете русофобов воздушное пространство заполнено летающими демонами, напоминающими то насекомых, то “червеобразные знаки и буквы”. В “Крейсеровой сонате” над порабощенной Россией летит американский космический корабль “Колумбия”.

Влечение Проханова к эстетике насилия отметила Наталья Иванова. Она не без оснований назвала его “певцом биоагрессивности как таковой”. Уже в ранних афганских вещах автор любовался красотой разрушения. В середине восьмидесятых у него появляются яркие батальные сцены. Штурм базы красных кхмеров в ранней повести “В островах охотник” напоминает экспрессионистическую эстетику “Идущих в ночи”: “От края поляны бежал вьетнамец <���…> Граната ударила ему в панаму, гулко лопнула, отломала ему голову, превращаясь в красный глазированный взрыв”.

Не случайно лучшие произведения Проханова — военные: ранние — “Охотники за караванами”, “Мусульманская свадьба”, — и написанные не так давно “Идущие в ночи”, “Чеченский блюз”. Более того, наиболее удачные сцены его “политических” романов также связаны с войной: сражение за дагестанское село в “Гексогене”, бой советских пограничников с китайцами в “Надписи”. Военная проза несколько дисциплинирует Проханова, умеряет избыточность его метафор, а картины насилия, жестокости, отталкивавшие читателя его “политических” романов, органично вписываются в кровавый абсурд войны.

Поздний Проханов открыто упивается красотой разрушения. Даже в мирное время его герой мечтает о войне: “К Нью-Йорку примчится раскаленный болид <���…> Накроет город огромной ядовитой медузой. Зарябит взрывной волной поверхность океана, оставляя вместо города оплавленную красную яму, гаснущий синий пепел, гнилые зубы обломанных небоскребов” (“Надпись”). Журналист Коробейников даже представляет себя авианесущим крейсером, чьи ракеты превратят “авианосец противника в жидкую текучую сталь”.