Р. В. Иванов-Разумник - М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

Эта мысль Салтыкова оказалась случайной и не осуществилась. Салтыков не мог не видеть, что по направлению своему он более всего солидарен именно с «Современником» и что именно идейные руководители этого журнала являются властителями дум современности. Не прошло и месяца после цетированного выше письма к Анненкову, как Салтыков писал самому редактору «Библиотеки для Чтения», Дружинину: «Неужели Библиотекой всетаки будут владеть люди, посторонние литературе?.. Скажу вам здесь кстати о расположении умов в провинциях относительно журналов. Всего более в ходу Современник; Добролюбов и Чернышевский производят фурор, и о „честной деятельности“ Современника говорят даже на актах в гимназиях. Провинция любит, чтоб ей говорили son fait прямо и резко» [138] там же, № 15 . Именно так, прямо и резко, говорил всегда с провинцией и о провинции Салтыков; но независимо от этого способа выражения, с журналом Некрасова, Чернышевского и Добролюбова его объединяло нечто большее: общность направления, радикальный демократизм, «народничество» и начинающаяся борьба с либерализмом.

Впрочем, обо всем этом мы будем говорить, знакомясь с сатирическими фельетонами Салтыкова 1860–1862 гг.; теперь же надо обратить внимание на другое важное обстоятельство, вытекающее уже из беглого ознакомления с приведенным выше списком этих статей Салтыкова. Дело в том, что с ними мы вступаем в новый цикл произведений, идущих на смену прежнему крутогорскому циклу и его продолжению в предполагавшемся четвертом томе «Губернских очерков» и в «Книге об умирающих». Этими сатирическими фельетонами начала шестидесятых годов Салтыков переходил к новому и по темам, и по стилю ряду произведений, который может быть назван «глуповским циклом». В очерке начала 1861 года «Литераторыобыватели» впервые появляются на сцену город Глупов и его обитатели глуповцы; мы еще увидим, что сперва Глупов является лишь прозрачным псевдонимом Твери, но очень скоро расширяет свое значение и становится синонимом всей России. Все последующие очерки 1861–1862 гг. уже всецело посвящены Глупову, представляя в совокупности совершенно ясный глуповский цикл, пришедший на смену крутогорскому. Там мы имели лишь провинциальные очерки, положившие основание обличительной литературе шестидесятых годов; здесь перед нами уже не бытовые «обличительные» очерки, а первые попытки социальной сатиры, которым лишь десятилетием позднее суждено было достичь у Салтыкова вершин своего развития в «Истории одного города», — и именно истории города Глупова. Чтобы познакомиться с ней, надо сперва внимательно проследить за развитием сатирических фельетонов Салтыкова 1860–1862 гг., имея в виду, что этот глуповский цикл является первой попыткой Салтыкова на пути поисков новых форм, в которые предстояло вложить и новое содержание.

«Скрежет зубовный» появился в январской книжке «Современника» за 1860 год и был первым опытом Салтыкова в области сатирического фельетона. Первым — и блестящим, так как уже в нем Салтыкову удалось наметить те пути злободневной сатиры, на которых впоследствии он достиг непревзойденного мастерства. Темой очерка был обыватель, растерянно стоящий перед свалившейся на него «гласностью», но скоро приспособляющийся к новому для него положению вещей. Таким образом тема «власти» и «народа», поставленная еще в «Губернских очерках», осложнилась теперь введением третьей действующей силы, сатирическое изображение которой стало главным содержанием начинавшегося «глуповского цикла». Правда, и в «Губернских очерках» теме «обывателя» было посвящаю некоторое внимание, но лишь в эпоху «эмансипации» шестидесятых годов обыватель подал голос и стал превращаться в «общество», стал образовывать «партии». Начиналась эпоха «глуповского возрождения» — и сам Салтыков подчеркнул, что оно является основной темой всех его очерков 1860–1862 гг.

На провинциального обывателя как снег на голову свалилась «гласность», и бывший герой «Губернских очерков», Порфирий Петрович, выступает в «Скрежете зубовном», чтобы поздравить своих сограждан с этим внутренне проклинаемым ими даром эмансипации: «вот и мы, наконец, воспользовались двумя первейшими благами жизни: устностью и гласностью… тээкс!..». Глупова еще нет, перед нами по-прежнему «добрые жители Крутогорска, еще не освоенные с безвредным значением этих слов»; тут и генерал Змеищев, и Размановский, и другие герои «Губернских очерков», протягивающие нить от крутогорского цикла к глуповскому. Но основная тема уже совсем новая: Крутогорск, попавший в волну эмансипации, скоро обобщится у Салтыкова до Глупова, ибо Крутогорск — это только Вятка, а Глупов — уже вся Россия.