Р. В. Иванов-Разумник - М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

Продолжая эту журнальную историю недавнего времени, Страхов вскрывает принадлежность Салтыкову ряда анонимных статей, безошибочно основываясь на стиле их. «Дватри печатных листа его регулярно появлялись в „Современнике“, напечатанные крупно, под веским заглавием: Наша общественная жизнь. Я без малейшего колебания приписываю эти фельетоны г. Щедрину, ибо он сам ни мало не думал скрываться, да и мудрено было бы ему скрыться при ярких особенностях его слога и манеры… Итак, щедринские фельетоны, имели в тот достопамятный год величайший успех». Беспристрастно установив столь интересные для нас положения, Страхов переходит к отрицательной характеристике внутренней стороны салтыковских статей, заявляя, что в них была только эквилибристика мыслей, только балансирование суждений, как у канатного плясуна, и что никакой внутренней идеи в статьях этих не было. «Как вдруг (помню живо все ощущения тогдашнего времени), как вдруг я вижу, что у г. Щедрина промелькнула идея… Это было в августовской книжке „Современника“. Это была небольшая вариация на теорию страстей, положенную в основание универсальной ассоциации, на ту самую теорию, в пользу которой впоследствии г. Щедрину удалось сказать еще раз несколько слов — слов самых серьезных и важных, какие только нашлись у г. Щедрина». Речь идет здесь, конечно, об очерке Салтыкова «Как кому угодно», — и крайне характерно, что Страхов нашел в нем отражение основной теории Фурье, подчеркнув это в своей фразе. Что же касается «самых серьезных и важных слов», впоследствии высказанных Салтыковым на ту же тему, то здесь Страхов имеет в виду выпад Салтыкова против «вислоухих и юродствующих» и против «зайцевской хлыстовщины»; мы уже знаем насмешки Салтыкова над идеалами будущей женской эмансипации в их понимании Писаревым и Зайцевым: идеалы якобы сводились к тому, что нигилистки будут заниматься анатомией, подплясывая и подпевая «Ни о чем я, Дуня, не тужила», — ибо, «как известно» (прибавлял Салтыков), со временем «никакое человеческое действие без пения и пляски совершаться не будет». Салтыков прибавил к этому еще несколько язвительных стрел против нигилистов, которыеде вскоре преобразятся в титулярных советников, и против нигилисток, завидующих сидящей в ложе бельэтажа Шарлотте Карловне (все та же известная нам Мина Ивановна). Вот этито выпады Салтыкова Страхов и нашел «самыми серьезными и важными словами», сказанными сатириком.

Прерывая на минуту рассказ о статье Страхова, укажу, что именно во всех этих выходках Салтыкова «Русское Слово» и усмотрело издевательство над идеями романа Чернышевского «Что делать?», и вообще над молодым поколением. Выпады Салтыкова появились в январской хронике «Современника» за 1864 год, а уже в февральской книжке того же года «Русское Слово» открыло огонь по сатирику в целых двух статьях. О первой из них приходилось уже упоминать выше: это — статья Писарева «Цветы невинного юмора», в основу которой положены высказанные годом раньше мысли Достоевского о Салтыкове, как пустом зубоскале и представителе идей «искусства для искусства». Вторая статья — статья Варфоломея Зайцева «Глуповцы, попавшие в Современник»; в ней мы находим резкую отповедь Салтыкову именно за взгляды его на нигилизм. Критик считает, что «милый фельетонист» совершенно напрасно в течение целого года носил костюм Добролюбова, путаясь в его складках, спотыкаясь и обнаруживая при этом «то светлую пуговицу, то красивое золотое шитье своего сановнического мундира». Теперь, наконец, он появился в собственном своем обличии, и все поняли, кто стоит перед ними: «да, это он, тот самый, который „благоденствовал в Твери и в Рязани“, и который с тех пор, в продолжение целого года, представлял собою величественное зрелище будирующего сановника». Этого будирующего сановника разбирает смех по поводу романа «Что делать?» — и это для сановника вполне естественно; но каким образом этот веселый смех его появился на страницах «Современника» — совершенно непонятно. Критик обращал внимание «Современника» на новое направление, «придаваемое этому журналу г. Щедриным». На все это Салтыков, как мы знаем, дал ответ в своей мартовской хронике 1864 года. Эта полемика между двумя радикальными журналами и дала повод Достоевскому озаглавить свой памфлет против Салтыкова «Раскол в нигилистах», а теперь — если вернуться к статье Страхова — дала повод Страхову подхватить обвинения «Русского Слова» и еще раз подчеркнуть расхождение Салтыкова с Чернышевским, а значит и старой редакции «Современника» с новой.