Р. В. Иванов-Разумник - М. Е. Салтыков-Щедрин. Жизнь и творчество

Уделив так много внимания хронологии повести, скажу, теперь кстати несколько слов и о „географии“ этого произведения, действие которого происходит в городе Срывном университетской К — ой губернии. Несмотря, однако, на такое ясное указание на Казанскую губернию, Салтыков под Срывным несомненно имеет в виду город столь близкой ему Вятской губернии. Характеристика города Срывного изобилует подробностями: стоит он „на высоком и обрывистом берегу судоходной реки“, сразу от него начинается „неисходный лес, который… тянется отсюда вплоть до Ледовитого океана“; это — „богатый промышленный город“ и в нем „десять тысяч жителей“. Все эти подробности завершаются „самой характеристической особенностью города“, которая „заключается в том, что он стоит на углу, где сходятся рубежи трех губерний, и вместе с тем представляет центр, в который стекаются все безвестные, неофициальные пути, ведущие из-за Урала в великую Россию“. Это уже вполне ясно вскрывает псевдоним города Срывного: говоря о рассказе „Старец“ из „Губернских очерков“ мы уже подчеркнули (см. гл. V), что сам Салтыков отнес место его действия к „углу, где сходятся границы трех обширнейших в русском царстве губерний: Вологодской, Вятской и Пермской“. Угол этот представляет собою северный уезд Вятской губернии с главным городом Слободским, составлявшим один из центров следовательской деятельности Салтыкова по делам о расколе. Город Срывной и есть несомненно город Слободской, к которому вполне подходят все указанные выше характеристические особенности, так подробно и не случайно описанные в „Тихом пристанище“.

Итак, город Срывной — есть тот самый город Слободской, в котором Салтыкову в свое время пришлось бывать, производя следствие по раскольничьим делам; кстати упомянуть, что почти с таким же правом, Срывной может дешифрироваться и как Сарапуль, к которому в равной мере подходят указания текста. Но все это — мало существенные мелочи; главным здесь является лишь утверждение, что речь идет о Вятской губернии и личных впечатлениях Салтыкова. Интересное подтверждение первому обстоятельству дает изучение черновиков рукописи, первые строки которой относят действие рассказа к „городу С***“), над которым потом вписано: „Срывной, Крутогорской губернии“. Таким образом черновая рукопись явно открывает, что речь идет о Крутогорске — т. е. Вятке.

Впрочем изучение рукописи этого произведения Салтыкова приводит и к другим, еще более интересным выводам. Скажу сперва об одном из них. Беловая рукопись „Тихого пристанища“ начинается сразу со второй главы фразой: „В такомто городе появился в 1857 году молодой человек, по фамилии Веригин“. В рукописи сперва стоял 1858 год, а потом вместо 8 поставлено 7. Это показывает, что рукопись относится не ранее, чем к 1858 году. В цитировавшейся выше фразе — „Известно, что у нас лет пять тому назад“, речь шла, как мы знаем, о биржевой горячке в 1857 году, что относит время написания этой фразы к 1862 году; но в рукописи вместо нее сперва стояло — „года три или четыре тому назад“, а это показывает, что Салтыков года через два после написания последних слов, переправил их, приводя рукопись в окончательный вид.

Но и это все — сравнительно мелочи, лишь подтверждающие те выводы, к которым мы пришли выше, устанавливая хронологию „Тихого пристанища“. Зато громадный интерес представляет изучение черновиков повести „Мастерица“, являющейся первой редакцией „Тихого пристанища“. Как первая редакция, она начата была в конце 1857 или в начале 1858 года, и в ней мы находим глубоко интересное для нас резкое и определенное отношение Салтыкова к вопросу о расколе. В начале первой главки этой первой редакции находится замечательное место о расколе, уже не включенное Салтыковым в „Тихое пристанище“. Из этого места видно, что Салтыков отрицательно относится к расколу не по причинам религиозным, не по соображениям политическим, а только по „гражданским“ побуждениям. Раскольники, по мнению Салтыкова, представляют собою аристократическую касту, отлучающую от себя всякого, не принадлежащего к ней. Фанатичность раскольников, их пристрастие к „букве“ и отвращение их ко всем инаковерующим Салтыков считает заслуживающими „полнейшего омерзения“. Этим он отвечает на сомнения читателей, для которых „обнаружение так называемых тайн расколов может показаться неприличным и несвоевременным“. Из этой фразы можно заключить, что повесть „Мастерица“ и должна была заключать в себе такое „обнаружение“.