Иван Аксаков - О «Записке» К. С. Аксакова, поданной императору Александру II

внутреннюю, общественную свободу народа, оно заставит, наконец, искать свободы внешней, политической. Чем далее будет продолжаться петровская правительственная система, – хотя по наружности и не столь резкая, как при нем, – система, столь противоположная русскому народу, вторгающаяся в общественную свободу жизни, стесняющая свободу духа, мысли, мнения и делающая из подданного раба: тем более будут входить в Россию чуждые начала, тем более людей будет отставать от народной русской почвы, тем более будут колебаться основы русской земли, – тем грознее будут революционные попытки, которые сокрушат наконец Россию – когда она перестанет быть Россией. Да, опасность для России одна: если она перестанет быть Россией, – к чему ведет ее постоянно теперешняя петровская правительственная система. Дай же Бог, чтоб этого не было».

О революционных попытках в то время не было и помина, но автор имел пред своими глазами тридцать лет предшествовавшего царствования, в которое, как мы заметили в своей вышеуказанной статье, система петровской правительственной над жизнью опеки дошла до своего апогея. Пророчество автора верно не по отношению к последовавшей за царствованием Николая I правительственной системе Александра II, а к продолжавшемуся действию самих начал реформы Петровой, слишком глубоко втравленных в русскую государственную и даже общественную жизнь – без малого двумя веками насилия и соблазнов. Никто так радостно не приветствовал освободительные начинания покойного Государя, как именно К. С. Аксаков. «В Россию веруя», – писал он, обращаясь к царю (впрочем сам про себя) в стихах, найденных в черновой рукописи и напечатанных лишь после кончины автора, —

Скончавшись на шестой год царствования Государя Александра II, К. С. не мог, конечно, провидеть все новые усложнения общественного организма и строя, но в последние годы своей жизни он смущался уже не столько действиями правительства, сколько недостаточностью разумения истинных народных начал в самой общественной среде, призванной правительством к деятельности. Его строгая взыскательность относительно верности этим началам выразилась между прочим в критическом разборе некоторых докладов редакционных комиссий по административному устройству крестьян.

Кто сколько-нибудь помнит царствование императора Николая, тот не может не надивиться тем исполинским шагам, которые совершила наша личная и общественная свобода в последовавшее и теперь уже минувшее царствование. Если бы кому, хоть за год до вступления на престол Александра II, представили в перспективе и земские учреждения, и суды, и развитие периодической печати, и даже тот простор слова, которым мы теперь пользуемся, – он бы признал это несбыточною мечтою. Но внутреннее целение, но врачевание болезней духа, причиненных петровской реформой и разрывом прежнего союза земли с государством, – все это не могло, конечно, совершиться так же скоро, как доступные внешней власти внешние нововведения. «Прямое целение на современно зло, возникшее в России – это понять Россию и возвратиться к русским основам, согласным с ее духом, к образу действий, согласному с понятиями, с существом России», – говорит в своей «Записке» К. С. Аксаков. Это-то и оказалось наитруднейшей задачей, потому что зло пустило слишком глубокие корни в духовную почву русского общества. Реформы Александра II были истинно благодетельны, ослабили в сильной степени прежнюю административную опеку, создали основания для свободной деятельности жизни внутренней, земской, – но, к сожалению, самое понимание России и ее государственного идеала было еще слишком слабо в правящих и руководящих общественных сферах. Если историческое семя и пустило стебли, и самые стебли кое-как пробились сквозь мусор и хлам полуразрушенных прежних сооружений, сквозь плотные наслоения лживых понятий, – то все же этого неубранного мусора и хлама, этих неразбитых наслоений было так много, что стебли не перемогли их, не пересилили своею растительностью, – как пересиливает весною старую ветошь лугов новая, молодая трава. В новизнах царствования действительно слышалась старина, по выражению старообрядцев, – это выражение верно, – но еще только слышалась и вскоре затем заглушена новизною, или точнее: петровскою недавнею стариною в ее же последовательном развитии, в ее новом фазисе. Виною тому «новопреобразованные Петром русские, – которые, как говорит „Записка“, увлеченные частию насилием, частию соблазном на иностранный путь», сжились с своим положением, полюбили его и другого пути для себя не признали, да и не признают…

Читать дальше