Николай Грязев - Поход Суворова в 1799 г.

Александр Васильевич, 1799 года, в марте месяце, въезжая в столицу Австрийского императора (в былое время, город Славян), как ни желал скромно и без шуму прибыть, но множество народа встретило его с восторгом и толпою провожало до дома посланника нашего, графа Разумовского, где великий и остановился. Он предстал к Австрийскому императору Францу II; был им принят отлично; и в кабинете был просим сказать свое мнение, все свои предположения, какие он находит нужными к изгнанию французов из Италии и к подавлению гидры – революции во Франции, и пр. и пр. Александр Васильевич, по обычаю, откровенно сказал все и все объяснил ясно, кратко по-своему, по-русски. Но императору Францу II угодно было изъявить свое желание, чтобы единственный в мире, наш полководец объяснил все это и в Гоф-Кригзрате (Военном Совете), для того, будто бы, чтобы можно было дать ему все способы к исполнению его предположений и чтобы прочие армии в Швейцарии и других местах могли действовать сообразно с его мнением.

Александр Васильевич прибыл в полное собрание Палаты разумников, тактически велемудрых дейчерских голов, выслушал их высокопарное приветствие и потом слушал объяснение их военных планов, настоящих и будущих. Александр Васильевич рассматривал карты военного театра, ему предположенные, углубился в мысли, и вдруг был спрошен, «не о том, как действовать на всех пунктах; но о том, как он сам будет действовать в Италии? — и пр. и пр». На велеречивые дейчерски-премудрые многосложные вопросы этого совета Александр Васильевич отвечал: «Мм., гг., — цель к Парижу!., достичь ее: бить везде врага; действовать в одно время на всех пунктах: умно-разумно; скоро, решительно, свободно!! и с усердием… военные дела имеют свой характер, ежеминутно могущий изменяться; частные предположения тут не имеют места; и вперед предвидеть дел никак нельзя. Одно лишь возможно: бить и гнать врага, не давая ему времени ни минуты; и иметь полную свободу действовать, и тогда с помощью Божиею можно достигнуть цели, в чем и ручаюсь». Но Гоф-Кригзрату нужны были от Александра Васильевича планы и предположения по-дейчерски, математически и методически, на всякий шаг движения изложенные… Гоф-Кригзрат не умел или по гордости своей не хотел понять великого!

Александр Васильевич, видивши, с каким пунктуально-методически восторженным школьным народом должен иметь свои сношения по делам, просил лично Его Величество Императора Франца II позволения: «обо всех своих действиях сноситься прямо с ним Государем; и от него лишь одного получать повеления». Это было обещано.

Александр Васильевич ясно видел трудные дела, ему предлежащие, не те, чтобы бить врага, — это было в его расчете верным, а хлопоты с Австрийскою дипломатикою, — с ее эгоизмом, гордоcтию, самоуверенностию в уме-разуме, — и самовластием над военными главнокомандующими. О! Как жалел Александр Васильевич, что армия Русская, им в 60 тысяч богатырей приготовленная и в 1796 году к походу снаряженная, во всей своей Суворовской силе и могуте, — за нечаянною смертию матушки нашей Царицы, Великой Екатерины, — не двинулась в поход!

Граф Разумовский, раз будучи один с Александром Васильевичем, говорил между прочим, что нужно бы побывать запросто и у Тугута, как у министра и главы Гоф-Кригзрата. Александр Васильевич на это отвечал ему:

«Андрей Кирилович! Ведь я не дипломат, а солдат; Русский!.. Куда мне с ним сговорить?., да и зачем??. Он моего дела не знает; а я его дела не ведаю!.. Знаете ли вы, Андрей Кирилович, первый Псалом в святом нашем Псалтыре?.. Блажен муж!».

Рассуждая о предстоящих делах, Александр Васильевич, почти угадывая будущее, сказал: «Если Тугут будет хитрить, я буду писать к императору Францу и к вам, Андрей Кирилович; и вы, зная уже все мои намерения, по воле нашего Всемилостивейшего Государя, будете действовать тут настоятельно, для того, что нужно для общего блага, к цели нам Высочайше повеленной. Но если бы и тогда Австрийское правительство, по непоколебимому своему с древних времен правилу присвоения, стало действовать в свою пользу, более чем в пользу общую, для спокойствия Европы – и целого Света – то труды наши будут тщетны, даром прольется кровь людей Русских; и все пожертвования России будут напрасны: немцы за все это и спасибо нам не скажут».

Все это слышал я в разное время, и давно, от многих стариков высокого звания, людей Русских, не простого ума-разума, и из разговоров князя Петра Ивановича Багратиона с людьми значительными. Тут может быть одно не полно; в другом есть лишнее, — и это вина уже моей ослабевшей памяти. А мне и теперь кажется, что все это верно.