Василий Молодяков - Первая мировая - война, которой могло не быть

24 июля Грей объяснил Лихновскому, что в австросербский спор Англия вмешиваться не желает и не берётся судить, кто прав, но австро-русский спор касается всех, поскольку чреват войной. Посол просил оказать «умиротворяющее воздействие» на Петербург. Как отметил Фей, министр «не склонен был исполнить желание Лихновского и оказать давление на Россию, так как знал, что это вызовет недовольство как у России, так и у Франции. Вместе с тем он не хотел исполнить желание России и оказать давление на Австрию, опасаясь, что это в одинаковой мере вызовет недовольство в Вене ив Берлине. Поэтому Грей выбрал более осторожный средний путь». 25 июля он изложил Бенкендорфу такой план: «в случае мобилизации Австрии и России, Германия, Франция, Италия и Англия, воздерживаясь от немедленной мобилизации, тотчас предложили бы Австрии и России свои дружеские услуги» по урегулированию конфликта. После войны министр утверждал, что Центральные державы отказались от всех его предложений, но это не совсем верно.

Через посла в Петербурге Бьюкенена Грей предложил России и Австрии «вступить в непосредственные объяснения», хотя Бенкендорф заметил, что «в настоящее время они не имеют никаких шансов на успех». Идею отверг Пуанкаре, заявивший, что такие переговоры «весьма опасны». «В каком смысле «весьма опасны»? — задал вопрос Фей и сам же ответил на него. — Во всяком случае не для мира в Европе. Но, может быть, для политики Пуанкаре, которому нужно было, чтобы Тройственное согласие стояло единым фронтом против Германии и Австрии, не шло ни на какие мирные соглашения ни с одной из них и готовилось к тому, чтобы нанести им дипломатическое поражение или навязать войну с превосходными силами союзников? В течение двух лет он всячески старался укрепить Тройственное согласие и предупреждать сепаратные соглашения кого-либо из членов Антанты с Германией или с Австрией». Переговоры, которые 25—28 июля шли в Петербурге между Сазоновым и австрийским послом Сапари, начались по инициативе германского посла и результатов не дали.

Идея посредничества четырёх держав ни у кого не вызвала энтузиазма. Уверенное в ненадёжности Италии, германское правительство понимало, что соотношение сил будет 1:3, но тем не менее дало согласие. В субботу 25 июля Грей отдыхал в деревне, поэтому Лихновский послал ему записку с курьером, чтобы сообщить о принятом решении. Находившийся в открытом море, кайзер не одобрил шага своих министров, но оказался поставлен перед фактом. Вернувшись в столицу, он согласился на посредничество при условии «Стоп в Белграде!», однако ситуация успела радикально измениться. Против выступления четырёх высказался Бенкендорф, выразив опасения, что в Берлине решат, «будто Франция и Англия не поддерживают Россию». Сазонов тоже признавал только посредничество между Веной и Белградом.

В воскресенье 26 июля, когда Австрия разорвала отношения с Сербией, Сербия объявила мобилизацию, а Россия вступила в «подготовительный к войне период», Грей отправил в Париж, Берлин и Рим телеграммы с предложением созвать новую конференцию послов, на время которой Австрия, Сербия и Россия должны воздержаться от военных действий. Лихновский поддержал предложение, но Бетман-Гольвег и Ягов отвергли его как «третейский суд», на котором Германия останется в меньшинстве и решения которого скорее всего будут неприемлемы для её единственного союзника — Австрии, честь которой была поставлена на карту. Кроме того, как отметил Фей, переговоры «могли затянуться на несколько недель, а тем временем Россия деятельно готовилась к войне. Если бы потом конференция сорвалась и в конце концов началась война, то Германия лишилась бы в военном отношении многих преимуществ, которыми она пользовалась благодаря возможности быстрее мобилизовать свои войска. Между тем на этом она строила свои расчёты, надеясь таким образом частично компенсировать численное преобладание французской и русской армий». На решение Бетмана и Ягова могла повлиять и поступившая в МИД с опозданием телеграмма с пометами кайзера, в которых он высказался против посредничества.

В тот же день из Лондона пришли более обнадёживающие известия. Германский морской атташе телеграфировал: «Английский король заявил принцу Генриху (брату кайзера. — В. М.), что Англия сохранит нейтралитет, если между континентальными державами вспыхнет война». Император ухватился за эту соломинку. Даже 29 июля он говорил Тирпицу, указавшему на двойную игру Лондона: «Я имею слово короля, этого мне достаточно». Вера в «пурпурный интернационал» снова подвела монарха. То, что эти слова ничего не значили, он осознал лишь 30 июля, получив отказ Грея от «торга», о чём ниже.