Александр Бондаренко - Москва на линии фронта

Тут со стороны Можайского направления неожиданно послышался гул автомашин. В Бородино въехали воинские части какого-то соединения Красной армии и стали разворачиваться в боевой порядок; артиллерия начала подготовку к бою. Как я потом узнал, это была 32-я стрелковая дивизия под командованием полковника Виктора Ивановича Полосухина, которая только что, 27 сентября, была введена в состав действующей армии.

К нашей позиции подъехали автомобили, и полковник — командир полка, прибывшего с Урала, — спросил, кто мы такие. Я объяснил. Тот посмотрел, сколько нас есть и в каком мы виде, и сказал, чтобы мы шли в Дорохово, на сборный пункт, а его полк займет оборону… Я привел свой отряд в Дорохово — нас оказалось 72 человека: десять — рядовые и сержанты, остальные — командиры. И подполковники тут были, и майоры…

— А вы — только старший лейтенант? Почему же они вам подчинялись?

— Настолько, видимо, был велик авторитет военной контрразведки. Все относились ко мне с уважением, а прощались — со слезами… Кстати, начальник сборного пункта от имени командования объявил мне благодарность за умелые действия в тылу противника и вывод отряда из окружения. Затем мне была предложена должность начальника штаба вновь сформированного стрелкового полка, которому предстояло действовать в Подмосковье. Поблагодарив за доверие, я попросил доложить в штаб 16-й армии и полковнику Шилину, начальнику контрразведки армии, о моем прибытии — и только после этого принимать решение о моем назначении. Кстати, в то время пока мы выходили из окружения, военная контрразведка из 3-го управления Наркомата обороны, в Управление особых отделов НКВД СССР — то есть уже в совсем другое ведомство.

Вскоре я вновь был вызван к начальнику сборного пункта, который передал мне приказ срочно прибыть в штаб 16-й армии.

— Где он тогда дислоцировался?

— В Волоколамске. И вот, приезжаю туда на попутной машине — а бомбежка страшная была! — вижу, около дома стоит солдат, часовой. Понятно, штаб там. Спрыгиваю с машины, захожу во двор — и тут же оказываюсь перед командующим армией генерал-лейтенантом Рокоссовским. Как положено, представляюсь командующему и встаю рядом с его адъютантом, который в это время уговаривал Константина Константиновича уйти в земляное укрытие, сооруженное во дворе. А вокруг все буквально трясется, бомбежка просто невероятная… Рокоссовский молча слушал адъютанта, а потом вдруг говорит: «Как я могу идти в щель, если тут солдат стоит?!»

Все-таки зачем командующему нужно было делить опасность с солдатом-часовым? В конце концов, у всех на войне свои обязанности, а потому и свои условия несения службы…

— Мне трудно предположить, какими мотивами он тогда руководствовался… Многим из нас, длительное время находившимся в боевых условиях, порой просто осточертевало каждый раз укрываться во время налетов авиации противника. Но мне кажется, Рокоссовский тогда просто демонстрировал выдержку, смелость, чтобы придать подчиненным уверенность в стабильности боевой обстановки… А вообще, могу вам сказать, что в периоды нахождения под постоянной смертельной угрозой временами наступает какое-то внутреннее притупление остроты восприятия опасности, однако при этом не теряется самообладание, адекватная оценка обстановки и продолжается нормальное выполнение служебных обязанностей.

— Но имел ли право командующий армией вот так рисковать?

— На войне никогда не знаешь, где тебя «достанет». Вот я, вскоре после возвращения в 16-ю армию, был командирован в район Клина для выяснения причин задержки прибытия одного из артиллерийских полков и принятия мер по ускорению его продвижения к назначенному месту дислокации. Как оказалось, задержка была связана с разрушением на одном из участков маршрута железной дороги. К моему приезду полк уже был на месте, штаб его разместился в отдельном деревянном доме на окраине Клина.

Немцы, по-видимому, обнаружили развертывание полка и нанесли по нему бомбовый удар. В качестве бомбоубежища офицеры штаба использовали подвал, находившийся, соответственно, под полом этого дома. Я хотел спуститься туда вместе со всеми, да только места там для меня не нашлось — все было забито народом, так что я встал у печи, по другую сторону от лаза в подвал… И вдруг я слышу буквально над собой свистяще-завывающий звук падающей бомбы! Через мгновение бомба, пробив крышу и потолок, попала точно в этот лаз и взорвалась в подвале! Меня завалило обломками, я получил сильный удар по голове, все тело ломило — но я был жив, а все те, кто спрятался в убежище, — погибли…