Андрей Богданов - Суворов

Простая и понятная мысль, согласитесь. Но какое отношение она имеет к военному делу? В концепции Суворова она определяет все. Все его военные планы, стратегия, тактические решения и конкретные действия с некоторого момента, который мы с вами сможем установить, были основаны на сознательном стремлении как можно скорее «убить войну», победить противника так, чтобы он, понеся минимальные потери, не смог больше воевать. Чтобы мирное население было спасено. А лучше всего — не затронуто войной. Для этого врага и саму войну нужно «предпобедить».

В этих стремлениях великий полководец не находил понимания у современников, кроме лучших учеников, и, как увидим, иногда терпел мучительные для него поражения. Поражения? — Мы все знаем, что Суворов не терпел поражений! Видимых — да, не терпел. В боях и сражениях он неизменно побеждал, с минимальными силами и максимальным эффектом. К концу жизни Александр Васильевич вообще не имел противника, победа над котором не была бы им в деталях предвидимой и совершенно предопределенной. Он был настолько уверен в результате, что даже не вставлял победу в график движения войск и мог не командовать в бою. Но мысль полководца простиралась гораздо дальше взятых крепостей, выигранных полевых сражений и освобожденных земель. К задачам, которые он иногда всеми силами не мог современникам втолковать. К целям, которых сам, с полной отдачей ума и таланта, не всегда мог достичь.

Современники и историки не видели этих тяжких переживаний за блеском его побед, потому что сама задача стремительно «убить войну», поставленная Суворовым самому себе, не была ими осознана. Но Александр Васильевич пошел в своей мысли дальше, сформулировав и неоднократно реализовав задачу «предпобеж-дения» попыток начать войну. Снова все просто: раз война зло, то задача армии — предупредить, пресечь до начала хоть нашествие неприятеля, хоть злоумышленный разбойничий набег.

Да, «предпобедить» означало — остаться без славы, чинов и наград для полководца (своих подчиненных Суворов за это поощрял). Но мирное население будет беспрепятственно процветать, солдаты (свои и чужие) останутся жить. Значит — следует оформить задачу на «предпобеждение» четким и исчерпывающим приказом, а с ослушников его строго спросить. Значит, необходимо использовать, помимо военных, все меры дипломатии, все данные глубокой стратегической разведки, — и во всем этом, как увидим, Суворов стал выдающимся мастером, по праву заслужив лавры великого миротворца.

Начавшаяся война должна быть побеждена так, чтобы население России и других стран могло наслаждаться прочным миром. Такой мир должен быть справедливым, служить благу всех народов; война не может быть грабительской и завоевательной; бороться следует против всех попыток угнетения. Полководец готов был сам, подготовил войска и составил план полного освобождения Греции и Балкан. Сегодня мы знаем, скольких войн, в том числе тяжких для России, это помогло бы избежать. — Не вышло, войска остались на местах, план был положен в стол до Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., в ходе которой до конца не выполнен. Суворов смог спасти Польшу, усмирив страшный мятеж шляхты и дав народу прочный мир — но был отозван, страну стерли с карты, а его добродеяния полякам развеяли прахом.

В конце жизни Александр Васильевич, не испытав проблем с разгромом лучшей в Западной Европе французской армии, поставил себе задачу обеспечить справедливый и прочный мир всему Европейскому континенту. Очистив от французов Италию и «вооружив народы италийские», полководец готов был взять Париж и восстановить Французскую монархию. Но был жестоко предан союзниками. Суворов, «забывая себя», боролся до конца — и проиграл. Правители отвергли его почти осуществленную идею — и своими руками погрузили Европу в пучину кровавых Наполеоновских войн.

Легкость, с которой русский полководец громил — с минимальными потерями — всех врагов, потрясала современников и завораживала историков. Временами они даже самому Суворову не верили, не понимая, почему он с полной уверенностью задействовал в разгроме превосходящего неприятеля минимум своих войск или прорвал крепчайшие позиции противника в диспозиции марша, как будто врага там не было. Его военное искусство, производное от передовой военной философии, было так превосходно, что просто не укладывалось в головах исследователей.

В этой книге мне пришлось, опираясь на документы, даже пересматривать численность суворовских войск и заново объяснять смысл их действий в ряде знаменитых, вроде бы тщательно изученных сражений. Внесение изменений в военную историю не было моей задачей. Но эти изменения сами вытекали из нее. Дело в том, что правильно понять суворовскую мысль можно только в ее развитии, проследив, как от оного опыта к другому развивается и углубляется его понимание войны, достигая в конце концов уровня ясного и полного, временами пугающего предвидения. Историзм в исследовании мысли полководца — главное отличие этой книги. Это и есть суть избранного мною метода.