Wenn wan bei heisem Herzen Die Pein ist's, das Verderben,
Und innern Lebens voll, Das Los, so manchem fallt:
Vor Kummernis und Schmerzen Langsam dahinzusterben
Fruhzeitig altern soll. In Froste dieser Welt 21.
Тютчев
Нет дня, чтобы душа не ныла,
Не изнывала б о былом,
Искала слов, не находила,
И сохла, сохла с каждым днем,
Как тот, кто жгучею тоскою
Томился по краю родном
И вдруг узнал бы, что волною
Он схоронен на дне морском.
Как ни тяжел последний час
Та непонятная для нас
Истома смертного страданья,
Но для души еще страшней
Следить, как вымирают в ней
Все лучшие воспоминанья...
Я нарочно взял резкий пример тютчевских "записок". Фрагмент как средство конструкции был осознан тонко и Пушкиным; но "отрывок" или "пропуск" Пушкина был "недоконченностью" большого целого. Здесь же он становится определяющим художественным принципом 22. И то, что сказывается в "записках" Тютчева, то лежит и вообще в основе его лирики. Монументальные формы "догматической" поэмы разрушены, и в результате дан противоположный жанр "догматического фрагмента". "Сфера предмета слишком пространная" сужена здесь до минимума, и слова, теряющиеся в огромном пространстве поэмы, приобретают необычайную значительность в маленьком пространстве фрагмента. Одна метафора, одно сравнение заполняют все стихотворение. (Вернее, все стихотворение является одним сложным образом.)
Фрагментарность стала основой для совершенно невозможных ранее стилистических и конструктивных явлений; таковы начала стихотворений:
И, распростясь с тревогою житейской
И чувства нет в твоих очах
И вот в рядах отечественной рати
И тихими последними шагами
И гроб опущен уж в могилу
И ты стоял - перед тобой Россия
И опять звезда ныряет
И самый дом наш будто ожил
Итак, опять увиделся я с вами
и т. д. 23
Эта фрагментарность сказывается и в том, что стихотворения Тютчева как бы "написаны на случай". Фрагмент узаконяет как бы внелитературные моменты; "отрывок", "записка" - литературно не признаны, но зато и свободны. ("Небрежность" Тютчева - литературна.)
Таковы тонкие средства стилистической фрагментарности: Весь день она лежала в забытьи.
Это "она" почти столь же фрагментарно, как и приведенное:
И, распростясь с тревогою житейской.
И здесь, в интимной лирике, фрагментарность ведет тоже к усилению, динамизации, как и в лирике витийственной.
Вместе с тем "фрагмент" у Тютчева закончен. У него поразительная планомерность построения. Каждый образ усилен тем, что сперва дан противоположный, что он выступает вторым членом антитезы, и здесь виден ученик Раича, который советует начинать "догматическую" поэму "прелюдией", чтобы "нечувствительно возвысить до нее читателя":
Люблю глаза твои, мой друг
<...>
Но есть сильней очарованье
Душа хотела б быть звездой,
Но не тогда, как с неба полуночи
<...>
Но днем
Есть близнецы <...>
Но есть других два близнеца
Пускай орел за облаками
<...>
Но нет завиднее удела,
О, лебедь чистый, твоего 24.
И столь же планомерно отчеканивает Тютчев антитезу в строфическом построении *. Сложность тютчевской строфики (ср. десятистишные строфы в стихотворении "Кончен пир...") превосходит в этом отношении всех русских лириков XIX века и восходит к западным образцам (ср. в особенности Уланда "Abendwolken", "Ruhethai" - шестистишные и восьмистишные 25 строфы со сложным расположением мужских и женских [рифм], очень близкие тютчевской строфе). Вот эта строгость фрагмента была одной из причин холодности современников; они чувствовали здесь некоторый холод "догматической" поэзии. "Конечно, есть причина, почему они (произведения Тютчева. - Ю. Т.) не имели успеха, - пишет Страхов. - В них ясно, что поэт не отдается вольно своему вдохновению и своему стиху. Чудесный язык не довольно певуч и свободен, поэтическая мысль, хотя и яркая и грациозная, не рвется безотчетно и потому не подмывает слушателя. Но это полное обладание собою, эта законченность мысли и формы не исключают поэзии <...>" **
* Ср. "Люблю глаза твои, мой друг...": I строфа - мжмжм; II строфа жмжмж; "Души хотела б быть звездой...": I строфа - мжжм; II строфа - жммж и т. д.
** Н. Страхов. Заметки о Пушкине и других поэтах. СПб., 1888, стр. 237.
Дидактична самая природа у Тютчева, ее аллегоричность, против которой восстал Фет 26 и которая всегда заставляет за образами природы искать другой ряд. Нет-нет, и покажется тога дидактика-полемиста с его внушительными ораторскими жестами. Характерны такие зачины:
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу