Трезвая, серьезная литература сдержанно относится к сюжетным фантазиям и, соответственно, "опускает" зеркало с небес на землю, до участи комментатора, сеющего заметки на полях. Разумеется, за ним сохранено право на гипотезу, но что такое сослагательное наклонение после осязаемых радостей полнокровной жизни?! И зеркало остается на всех своих прежних будничных постах и позициях: в вестибюлях, сумочках, дортуарах и будуарах, но сбрасывает с себя фаталистические полномочия; предмет - вершитель судеб - умирает - и воскресает в функции приема, идеи.
Будем называть такое зеркало - в отличие от реального редуцированным, подобно тому как называют редуцированным внутренний, спрятанный комизм Свифта и Щедрина в сравнении с откровенным, смеющимся смехом Диккенса, Твена или, допустим, раннего Чехова.
Редуцированное зеркало, истаявшее до такой степени, что остаются только зеркальные отношения и зависимости, только гармонии и рифмы, привольно вершит свои чудеса у Пушкина. Кружение изящных пар в бальном танце среди колонн - вот первый приходящий в голову, легкий, почти виньеточный набросок его симметрий. Пушкин виртуозно небрежен в своем художестве. Рисуя, он словно бы и не размышляет. Мановение кисти - штрих, другое касание - линия. Но какая глубокая продуманность каждой завершенной детали, какое совершенство пропорций - всех без исключения, "вертикальных" и "горизонтальных", стилевых и стиховых, изобразительных и повествовательных! Когда читаешь Пушкина, буквально осязаешь, как отражается одно в другом, другое в третьем, устраивая целое пиршество зеркальных перекличек. Не буду утверждать, что эта вакханалия высоконравственная, дабы не прослыть ханжой с антипушкинским мироощущением, но настаиваю на ее извечном нравственном подтексте, аспекте и смысле, на ее обязательных выходах в пространства этики.
Сколь просто обронена мысль о том, что гений и злодейство - две вещи несовместные! А ведь на этом четко обозначенном контрасте строится образная система всего "Моцарта и Сальери", всех "Маленьких трагедий", всего пушкинского творчества - да и вся жизнь поэта, от дуэли Онегина с Ленским до поединка на Черной речке.
Заметим, что этот контраст зафиксирован не только лексическим сталкиванием понятий ("гений" - "злодейство"), но и драматической коллизией. Ведь знаменитая фраза звучит в трагедии дважды. Сперва ее произносит Моцарт и заключает словами: "Не правда ль?" Потом, целиком повторенная Сальери, в точности, "один к одному", она получает полярно противоположную интерпретацию: "Неправда",- с таким выводом уходит из спора Сальери, уже подсыпавший яду в бокал своего великого соперника.
Говорить о зеркалах Пушкина - это значит видеть недорисованное и слышать недослышанное, чего так много у него между строк. Но не будем довольствоваться фантомами: земной человек, он воспринимал мир в радужном вихре реальных отражений, скрещивающихся, как мечи во время битвы.
Перечитаем пушкинские строки:
Татьяна пред окном стояла,
На стекла хладные дыша.
Задумавшись, моя душа,
Прелестным пальчиком писала
На отуманенном стекле
Заветный вензель "О" да "Е".
Среди подразумеваемых компонентов этой сцены: взгляд на себя самое в оконном зеркале, придирчивый, настороженный, опасливый, и - неотступное виденье - ЕГО лик.
Татьяна, как бы опуская занавес, дышит на стекло. Но даже сквозь туман прозревает того, кто и незримый был ей мил, и не может прозреть лишь будущее - этого никому не дано (когда литература выключает волшебные зеркала своих пророчеств).
Морозна ночь, все небо ясно:
Светил небесных дивный хор
Течет так тихо, так согласно...
Татьяна на широкий двор
В открытом платьице выходит,
На месяц зеркало наводит;
Но в темном зеркале одна
Дрожит печальная луна...
Неудачи бессильны против надежд:
А под подушкою пуховой
Девичье зеркало лежит.
Таковы некоторые из зеркал "Евгения Онегина", где вообще-то их множество, если помнить о симметриях, в том числе о такой, как эпистолярный диалог Татьяны и Онегина.
Весьма соблазнительно отнести зеркало к предпочтениям того или иного литературного направления. Намеки на такую возможность я уже делал, причем оговорками их не сопровождал, хотя и первые были уместны, и вторые не лишни. Рационалистические особенности классицизма, его логика (а логика-то, кстати, и специализируется на дихотомиях и всяких иных строгих, гармоничных дифференциациях), его связь с картезианством, а стало быть, с математическим складом мышления, его симметричные композиции - вот только наиболее заметные свидетельства в пользу гипотезы, что зеркалами в литературе пользуются по преимуществу представители этой школы. Они, кстати, могли бы и соответствующую своим пристрастиям эмблему завести, с портретом первооткрывателя зеркальных коллизий Овидия,- как-никак первый в истории литературы конфликт между человеком и его отражением зафиксировали "Метаморфозы".
Читать дальше