Абрам Вулис: Литературные зеркала

Но вот парадокс: зеркало, как бы осененное неким запретом, настойчиво напоминает о себе своим отсутствием. Оно есть хотя бы потому, что его так подчеркнуто нет. А нет бго, думаю, потому, что функция скромной стекляшки общественна, а Робинзон пребывает вне общества.

Зеркало - репетиция нашей социальной "большой" роли на малой сцене общения с самими собой. Мы видим себя в зеркале чужими глазами, мы примеряемся в зеркале к другим, мы подставляем свое "я" в гипотетические дуэты, квартеты и квинтеты, а при полной невозможности этих комбинаций и ситуаций отбрасываем зеркало прочь, как ненужную побрякушку.

Зеркало осуществляется только среди людей. Как смех. Случайная аналогия, но, по сути своей, верная. Мы способны смеяться в одиночку, если разделяем свой смех с воображаемой аудиторией. И мы готовы смотреться в зеркало, когда примысливаем себя к воображаемой публике, которая чуть позже будет на нас глядеть. Да, Робинзон обходит зеркало молчанием, вероятная причина коего социальна: отпали человеческие контакты - выпало и связующее звено этих контактов.

Но не исключено и такое, чисто индивидуалистическое толкование: Робинзон испугался зеркала, страшась сумасшествия, которое прокрадывалось к нему сквозь эту разверстую неизвестность. Сколь взволнованно и протестующе забилось сердце героя, когда он внезапно услышал связную речь (подал голос попугай). Заметьте: в данном случае перед нами звуковой эквивалент зеркала. Попугай повторял Робинзона - только, условно говоря, не визуального, а акустического.

А разве воодушевил Робинзона след босой ноги - тоже своеобразное отражение живого "партнера"?! С одиночеством ему стало тяжко расставаться, как на первых порах - с человечеством! Значит - вполне правдоподобный вариант - Робинзон просто боится зеркала, Робинзон держит его на дне сундука, оберегая свое отшельничество от психологических искусов.

Дальнейшие вариации по тому же либретто - "Дон Кихот". Благородному идальго присвоено предельно реальное физическое бытие, я бы сказал, "гравюрное", если бы не боялся, что данным эпитетом обязан исключительно Гюставу Дорэ. Сам Сервантес сотни раз пользуется в романе парафразом: "рыцарь печального образа". Явная апелляция к наружности героя.

С другой стороны, Дон Кихот - это нескончаемые хлопоты для окружающих. Можно даже согрешить парадоксом: мол, Дон Кихот - это реакция окружающего мира на Дон Кихота. Да, внешний мир откликается на Дон Кихота весьма активно. И вполне естественным было бы, если б герой пожелал взглянуть на себя со стороны, встав на позицию внешнего мира. Но вот что удивительно: Дон Кихот не может этого сделать,- в романе не упоминается ни одного зеркала (не считая метафорических).

Что кроется за этой демонстрацией пуризма? На меня беззеркалье "Дон Кихота" производит - признаюсь! - мистическое впечатление. Ситуация какого-то рокового обета, епитимьи, анафемы... Как если бы на зеркала было наложено вето - по соображениям религиозным, или оккультным, или тираническим...

Между тем существует и вполне здравое, вполне трезвое - да к тому же и атеистическое - объяснение ситуации.

Дон Кихот - объект комедийной трактовки. А такой герой - иронически подаваемый - свободен от потребности в самооценке и лишен возможности ее осуществить. Естественно, у него отнято зеркало, которое своим присутствием противоречило бы этому художественному замыслу.

И еще один любопытный пример - Рабле!

Причудлива композиция "Гаргантюа и Пантагрюэля". Персонажи и проблемы романа отчуждаются сами от себя и вновь возвращаются к самим себе наиразнообразнейшими способами - даже под видом шахмат. Изобразительные ракурсы сменяют друг друга в щедром изобилии. Действующие лица таким образом как бы раздваиваются и растраиваются, чтобы потом с наибольшим эффектом прийти к новой целостности. Зеркала в раблезианскую изобразительную систему просто-напросто напрашиваются... Но Рабле игнорирует зеркала. Почему? Разве не были они в его эпоху достаточно распространены? Разве Венеция еще не двинула на города и страны ренессансной Европы свое сверкающее амальгамой воинство? Были, были зеркала при Рабле, как были они и при Сервантесе,- и не только были, но и были в моде. Однако карнавал ренессансного романа оказался неподходящей средой для зеркал: где царят маски, там подлинные лица влачат жалкое существование, где бушует стихия народного празднества, там зеркало могут разбить...

Очередная оптическая пустыня - роман Свифта.