Виталий Манин - Шишкин

Тема русского леса после Рубки леса продолжалась и не иссякала до конца жизни художника. Летом 1869 года Шишкин работал над несколькими картинами, готовясь к академической выставке. Картина Полдень. В окрестностях Москвы выбивалась из общего строя. В сентябре-октябре 1869 года она экспонировалась на академической выставке и, видимо, не была приобретена. Поэтому Павел Третьяков в письме к художнику просил его оставить картину за ним. Шишкин с благодарностью согласился отдать ее в коллекцию за 300 рублей — сумму, предложенную Третьяковым.

В некоторых этюдных и эскизных набросках к картине фигурировали слова «простор», «воздух» как варианты названий картины. Следовательно, художник вкладывал в тему некий смысл, связанный с духовным состоянием человека, с ширью и мощью родных просторов. Уже в XX веке немецкий философ Мартин Хайдеггер, размышляя о категории пространства, заметил, что в этом слове звучит другое — простор, то есть нечто простирающееся за границы, некая свобода от преград: «В просторе и сказывается, и таится событие» [11] М. Хайдеггер. Искусство и пространство. — В кн.: Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991, с. 91. . Какое же событие происходит в картине Шишкина? Художник сделал акцент на небе. Оно огромно, ему уделено две трети полотна. Прошел дождь, и кучевые облака не освободили еще небесную синь. Они клубятся, играя сиреневыми оттенками, отороченные нежным белильным ажуром.

В картине Полдень. В окрестностях Москвы прозвучала тема, охватившая не только творчество Шишкина, но и значительную часть русской пейзажной живописи. Тема благодарения, восприятия жизни как блага, имеющая неявный христианский источник. Идея блага стала одной из центральных проблем философии и искусства второй половины XIX века. О нем говорили и Михаил Бакунин («…нет зла, все — благо. Для религиозного человека …все благо и прекрасно… Благодать… рассеивает туман, отделивший его от солнца» [12] Цит. по: В. В. Зеньковский. История русской философии. Т. 1, часть 2. Л., 1991, с. 51. ), и Иван Киреевский («…у нас есть благо, залог всех других: у нас есть Надежда и Мысль о великом назначении нашего отечества» [13] И. В. Киреевский. Критика и эстетика. М., 1979, с. 78. ), и многие другие русские демократы. Отношение к жизни как благу вовсе не воспринималось альтернативой мотиву печали и скорби, имевшему не меньшее распространение в пейзаже. Сосуществование этих двух начал отчетливо видно в передвижническом искусстве.

Создание в 1871 году Товарищества передвижных художественных выставок способствовало более целенаправленной организации художественной жизни. Вместе с тем оно придало творчеству части художников тенденциозность, разделившую искусство по идеологическим ориентациям. В искусстве Шишкина не содержалось резких социальных интонаций. Чем же в таком случае привлекла его передвижническая организация? Почему он так охотно вошел в нее и сотрудничал, не предавая ее, до конца жизни? Прежде всего, в Товариществе состояли его друзья и знакомые, товарищи по духу, что в искусстве играет существенную роль. Демократизм мировоззрения, общность социального происхождения стали вескими аргументами в пользу объединения единомышленников. И, наконец, последнее, весьма существенное соображение — формирование передвижниками национальной школы искусства, не сводимой только к русской сюжетике, а имевшей национальную специфику миропонимания. Завершение оформления национального самосознания поставило русскую школу на особое место среди национальных искусств Европы.

Однако показанную на первой передвижной выставке картину Вечер (1871) нельзя отнести к удачам художника. Картина с крестьянками, возвращающимися с работы, скорее жанр, чем пейзаж. Пейзаж с людьми был довольно распространен в искусстве 1860-1870-х годов. Человеческое присутствие играло двоякую роль: во-первых, как оживление пейзажа и, во-вторых, людские фигуры являлись как бы мерой, которой зрительно измерялся масштаб изображенного пространства. Но существовало еще одно неявное обстоятельство: присутствие людей одухотворяло природу, увязывало жизнь природы с жизнью народа. В таком подходе усматривалась своя философия: жизнь человека в окружении природы возвращала его к первозданным истокам, придавала естественность его бытованию на земле. Вечный зов природы оборачивался в пейзажном жанре своеобразной религией природы, а художник виделся послушником, проникающимся ее таинствами.