Дмитрий Карасюк - Свердловская рок-энциклопедия Ритм, который мы...

Музыкальными ориентирами для «АМ» в то время служили «King Crimson», «Talking Heads» и недавно появившиеся в Союзе «Can». Но постепенно рождался свой собственный стиль, который окончательно сформировался к альбому «Голоса». Это был уже настоящий «Апрельский марш».

«Музыка стала чуть-чуть съедобней. Но нам хотелось покорежить русский рок изнутри, — говорит Евгений. — Замыкаться в каком-то одном стиле мы не собирались. Мы хотели синтезировать и изобретать доселе невиданный стиль, то, что мы называли психо-попом. Наша музыка получалась довольно проста по исполнению, но концептуально, возможно, чересчур сложна».

Порой эту сложность старались сгладить сами музыканты. Кормильцев досадовал, что замышлял «Тормозную» как очень серьезную песню, а «марши», мол, превратили ее в цыганскую свадьбу. Но группа резонно отвечала, что для серьезной песни надо было слова другие подбирать. Как пример подходящего текста приводили слова песни «Япония», открывавшей альбом. Их автор, Михаил Борисович Кузьмичёв, 25 лет проживший в психушке, описал, как сюрреалистически он чувствовал окружающий мир.

Работа над «Голосами» ненадолго прервалась, когда в Свердловск вдруг приехал новосибирский панк Дименций. Он появился и заявил: «Я хочу записать альбом именно с „Апрельским маршем“». Начался идеальный творческий процесс. Все придумывалось тут же и записывалось с ходу. В альбоме «Быстрее жизнь прожить» слышен сам момент творчества. Запись продолжалась не больше недели. Напряженную работу скрашивала безумная болгарка Мария, колесившая по Союзу автостопом. Она где-то пересеклась с Дименцием, и они допутешествовали до Свердловска вместе. Однажды Мария чуть не выпала с седьмого этажа университета — ее ловили всей группой. Эта неделя прошла как вспышка молнии. Потом Дименций несколько раз звонил, как-то даже «марши» пересеклись с ним на одном фестивале, но совместных творческих планов не строили.

Осенью 1988 года «Апрельский марш» пригласили на фестиваль в подмосковную Дубну. «Марши», еще весной подружившиеся с гастролировавшими в Свердловске «Не ждали», созвонились с ними и договорились о концертах в Таллине. Получился первый настоящий тур. В столице Эстонии концерт удался. Публика, аппаратура и зал были прекрасны, но бытовые условия подкачали. В пустом общежитии с голыми панцирными сетками «марши» жить не захотели и разбрелись на пару ночей по друзьям и знакомым. Из Таллина группа возвращалась поездом и приехала прямо к своей предфестивальной репетиции.

Выступление на III фестивале СРК показало, что если с музыкой у группы явный прогресс, то сценический имидж еще не сформировался. Музыканты почти не двигались, а мельтешение специально приглашенного шоумена только раздражало. Вскоре после фестиваля состоялись совместные с «Кабинетом» концерты в УПИ. Дневное выступление прошло кисло, и кто-то из старших товарищей сказал: «Играете вы хорошо, но чего стоите, как мертвые? Надо шоу давать». На вечернем концерте все волшебным образом изменилось. Статика перешла в динамику, «марши» стали показывать зрителям языки и все, что только могли.

Еще большее влияние на их имидж оказала видеокассета с записью концерта «King Crimson» в бельгийском городе Фриджюс. Кумиры «маршей», эталоны, как им казалось, серьезной музыки, дурачились на сцене, как клоуны. «Это был переломный момент, — считает Симаков. — Именно после него мы намеренно стали устраивать разрыв матрицы, строить программу на контрасте между серьезной музыкой и шутовским поведением на сцене».

Тогда же появился и фирменный симаковский конферанс, построенный на юморе абсурда, который произрастал из прошлого Мишиного опыта исполнения политических песен: «В „Балладе“ мы пытались петь все, что могло сойти за протест, — от Эдит Пиаф до Боба Марли. Главным было не то, какие песни поются, а то, как их представить».

Еще одна традиция — завершение концерта песней «На Свердловском вокзале», исполняемой якобы в дупель пьяными музыкантами, — возникла случайно. Во время гастролей на Севере выступали в ДК, который как раз в этот момент ремонтировался. Часть крыши была разобрана, играли под звездным небом. Чернышёв выходил на сцену в белом пиджаке на голое тело, в рваных джинсах и босиком. В конце выступления вдруг пошел снег, падал он прямо в зал и на сцену. В заключение исполняли «На Свердловском вокзале». Сергей сделал шаг вперед, чтобы сыграть соло, наступил голой ногой на мокрую металлическую сетку, коротнуло, и его шандарахнуло током. Соло сразу приобрело замысловатую кривизну. Доиграть он смог, но не так ровно, как замышлялось. Однако эта кривизна всем понравилась, и в дальнейшем «Вокзал» исполняли только так.