Елена Грицак - Архангельское

При всем своем многообразии подмосковные усадьбы имели похожую композицию, основанную на жесткой логике классицизма, распространившегося в конце XVIII века не только на искусство, но и на некоторые жизненные сферы. По канонам этого стиля Большому дому надлежало стоять в стороне от проезжей дороги. От нее к усадьбе тянулась широкая аллея, чаще всего проходившая через лес. Собственно усадьба начиналась у ограды с воротами, чей вид зависел от кошелька или амбиций хозяина. Ими могли быть триумфальная арка или простой, но эффектно оформленный вход. Парадный двор обрамляли колоннады и красивые флигели. Здесь дух торжественности создавали скульптурные композиции, фонтан посредине площадки либо заменявшая его клумба. Таким же образом действовали на гостей (а именно ради них возводились и украшались загородные дворцы) интерьеры, украшенные мрамором и позолотой, колоннами, тяжелым шелком портьер и обивки, статуями, канделябрами, картинами в массивных рамах. Из высоких окон главного зала, как правило, открывались очаровательные виды парка.

В имении. Картина-силуэт неизвестного художника, 1780

В Архангельском все это имелось: и лес, и арка, и парадный двор, и дух торжественности. Только дворцовый фасад со стороны парка был менее помпезен, но более романтичен и, по обыкновению, классически красив. Путь к Большому дому проходил по широкой дороге. Она вела к самому крыльцу, однако некоторые гости, не доезжая до него, покидали коляски, чтобы пройтись пешком по трельяжным аллеям. Отсюда дворец, едва видимый сквозь увитые зеленью решетки, казался особенно красивым и даже немного таинственным. Мощные колонны в середине главного фасада увеличивали высоту здания, небольшие колонны портика обрамляли двери, ведущие на боковое крыльцо и оттуда в парк. Впоследствии подле дома расположились салютные пушки, а на крыльце, куда выходили все 5 дверей бокового фасада, улеглись мраморные львы. Летними вечерами, когда парк медленно погружался в синеватые сумерки, слуги зажигали масляные светильники над парадным крыльцом, и в слабом мерцающем свете каждая архитектурная линия смотрелась с графической четкостью. По будням в это время царила какая-то нереальная тишина: кругом было так спокойно и тихо, что приглушенный бой часов в Большом доме, словно набат, раздавался по всей усадьбе.

В классицизме расположение усадебного ансамбля на центральной оси считалось обязательным. Воображаемая линия делила надвое господский дом, портик и парадный двор. На той же оси находился пруд, тоже симметрично разделенный, на берегу которого обычно строился дворец. Далее, уходя в глубину регулярного парка, тянулась широкая аллея с партерами по сторонам. Дорога и вместе с ней весь ансамбль заканчивались какими-либо помпезными павильонами, например оранжереями. Следуя правилам в целом, Тромбара все же не стал замыкать перспективу, как это делалось в других усадьбах. В Архангельском оранжереи хотя и стояли в конце аллей партера, но были отнесены немного в сторону, поэтому от дворца река и пейзажи на другом берегу воспринимались как часть парка.

Павловская знать охладела к популярным во времена Екатерины французским паркам с их крайней прямизной и тягой к царственности. На смену им пришли парки английские, пейзажные, в основе которых лежал романтический взгляд на природу:

Руинные римские ворота. Рисунок неизвестного художника, XIX век

Помещики начала XIX века видели идеал в естественной красоте, а потому решительно меняли пруды на озера, ровные аллеи – на извилистые тропинки, ровно подстриженные газоны – на лужайки, где вместо отдельных деревьев с кронами-шарами или квадратами зеленели миниатюрные рощицы. Рукотворную природу дополняли «почти как настоящие» водопады, «средневековые» башни, «пастушьи» хижины и руины – строения, стилизованные под ветхость, запущенность, сложенные из разномастных (старых и новых, больших и малых) деталей, для вящего эффекта покрытые ползучей зеленью.