Виктор Липатов - Краски времени

Взыскательно всматривается Кипренский в жизнь, через которую рубежами проходят годы: 1812 и 1825-й.

С достоинством и некоторой горделивостью сидит перед нами Алексей Томилов. На груди — большой Георгиевский крест. В трудный час военной грозы майор Томилов-во главе отряда народного ополчения храбро защищал свою родину. Давний знакомец художника, тонкий ценитель прекрасного, владеющий уникальной коллекцией портретов Рембрандта (Кипренский их копирует). Его "Мысли о живописи" не лишены метких высказываний.

Изменились времена, стали не нужны Томиловы. На позднем портрете видим мы погашенное с маху лицо человека, казненного жизнью.

"Философ резвый и пиит" Батюшков на портрете слегка небрежен, задумчив, открыт вам навстречу. "Не чиновен, не знатен и не богат", но значение своего "я" сознает. Уже признанный поэт, автор первой в России критической статьи "Прогулка в Академию художеств". Полон надежд, воспоминаний о тяжелых буднях сражений, о героях.

Но ощущаем мы в адъютанте знаменитого генерала Раевского зыбкость. Как морок, пала на чело дума, и застыл он, улыбаясь. Словно угадал художник, что "Парни российский" ринется прочь от "толпы блестящих призраков юности", поймет, что "надобно жить с серыми" или в Диогеновой бочке.

…Почти печальный, томно-небрежный Уваров словно претендует на роль Евгения Онегина. Это и запечатлел стих Батюшкова: "Умом вселенной гражданин".

Но денди с тросточкой в руках глядит в даль недалекую, на танцующие пары, размышляет "ни о чем". Пресыщенность светом и пылкость в речах будто обернулись усердным чиновным старанием. "Богач и галломан" стал министром, "сидельцем за прилавком просвещения…".

"Серые" не прощали Кипренскому его образа жизни, выбора друзей, его правдивого таланта. Ему поручали надзирать за товарищами, русскими художниками в Италии — он отказался, возможно, сочувствовал там народному движению. Был благороден и отличал благородных. Приезжал на родину из Италии — двери многих особняков вызывающе захлопывались. Ему отказывали от дома, от России. "Здесь талантов совсем не надобно", — удрученно писал Кипренский из Петербурга. В это время он писал портрет самого талантливого человека России — Пушкина. Живописец понимал поэта родственно, время равно воспламеняло и утесняло их. Современники в портрете это заметили: "Не стремился ли… выразить свои и его (Пушкина. — В. Л.) чувства в чертах видимых!" Портрет брата по духу, по бунтарской крови, но старшего брата. Художник запечатлел на полотне гордость России — России на вечную память.

Современников поэт на портрете и удивил: показался перед ними Пушкиным, у которого привычную веселость заменила "некоторая пасмурность"…

Ученый А. X. Востоков как-то желал художнику: "Ты был поэтом — будь философом теперь!"

Портрет Пушкина писал философ. Поэт только-только после семилетней ссылки появился в Петербурге, "имя его повторялось"… Когда ехал в Петербург, встретил по дороге арестантов. Кюхельбекер бросился к нему на грудь и почти потерял сознание. Жандармы разорвали их объятия.

Когда создавался портрет, поэт произносил клятву верности. Он направил послание декабристам в Сибирь. Знал ли о том Кипренский? Но глядя на портрет, вспоминаются строки "Евгения Онегина":

Замерла лира в руках ожидающей музы. Божественный глагол коснулся поэта, погружена в могучую думу его бесстрашная душа. Ясен дальний взгляд серо-голубых глаз.

"Себя как в зеркале я вижу", — писал поэт. Портрет висел у него в рабочем кабинете. Вдохновлял ли, поддерживал?..

Кипренский уехал умирать в Италию.

Пушкин ненадолго его пережил.

Кипренский уехал в "обетованную землю — в Италию", чтобы тосковать о России. Он, жаждавший славы и признания, страстно желавший создать "ударистую и волшебную" картину, веровавший в исключительность своего гения, писал об отечестве: "Люблю более самого себя".

Родная земля звала художника, там подрастали крестьянские дети — Андрюшки, Моськи, Петрушки, которых он рисовал. Там жил Пушкин. И росла трава кипрей, от чьего названия, возможно, произошла его фамилия.

А царская Россия забыла о нем. Он знал о том и предупреждал друзей: "…бойтесь невской воды". Его жизнь за границей называли "сиротством". Последний "Автопортрет" словно бы сожаление о себе, прощание с несбывшимся. Мольба дрожит в глазах, художник словно стыдится беспощадной трезвости, проступившей на лице. И все же он еще не пробил, последний час!