Вера Лукницкая - Ego - эхо

Стеклодув-ручник - профессия редкая. Еще бы! Хоть и не от одной, но и от меня зависит бесперебойная служба подстанций, которые тянут электрические поезда. Да, ветка тупиковая, что ж с того? Тупиковая не в кавычках: госпиталей полно, раненых возят в спецпоездах днями и ночами, обмундирование возят, продовольствие, лекарства, инструменты хирургические, всякую аппаратуру. Да что говорить - идет напряженная военная жизнь и приближает к победе, и я в этом участвую. Когда набирали нашу группу, говорили, что мы добровольцы и этим надо гордиться. Я и горжусь. А то, чего на работе не рассказываю, так этого я сама не хочу.

Нога уже ничего, я привыкла, ранку вычищаю, промываю марганцовкой, она зудит по краям, значит болезнь отступает, только еще отекает немного. А бинт - это просто для дезинфекции, чтобы пыль не попадала, да еще девать его некуда: мне дали марли в аптеке за колбы. Я из нее бинтов и нарезала. В аптеке мне и таблетки даже давали, витамины - заживает же! Хотя, конечно, лучше бы, если покушать было чего посытней. Я много колб нарезала для аптеки из лампочек. Мне совсем не трудно.

Вот отвлеклась - и слезы кончились. И про Ангела забыла. Так часто вспоминаю.. Мне бабушка рассказывала, что мой Ангел - Вера и Она тоже имеет свой День - 30 сентября, а совсем давно День был 17 сентября. Сначала я не поняла почему мой День в январе, а моего Ангела в сентябре. Только потом мне мамочка и папа рассказали историю моего имени.

Словом, на работе ко мне хорошо относятся, даже отлично. Начальники все мужчины: какие хорошие, какие, правда, не очень. Для меня хорошие те, кто не лезет, ну а из плохих выбирать не приходится: кто я такая? Дочь врага народа? На мне клеймо - мама с 58-й - пожаловаться некому. Уважаемые мужички ох, как блюдут осторожность, начальник сидит на начальнике, начальником погоняет, но на передовую, на настоящую войну, добровольно никто не хочет. А бронь у них - законная,- транспорт, связь, как армия, так что, если пожаловаться, не защитит никто. И кому жаловаться: от Замотаева до Пятковского все они на одно лицо, или на что-то другое. А краснеть придется мне.

Он, Пятковский, как инженер спецбригад, прилип сразу, первым из всех, когда я пришла работать в ламповую со щита управления. Бригад у него четыре. Четвертая - ламповая - моя. Может быть, потому что жена его беременная, а ему скучно? Не знаю, как с другими девчонками, а ко мне сразу льнуть стал. Или потому, что подкармливал иногда? От еды отказаться не могла. Остальное до случая спускала на тормозах. Не могу сказать, что он плохой. Симпатичный, голубые глаза... И нравился всем... То картофелину принесет, то початок кукурузный... Словом, деваться некуда, сомневаться некогда. Выгонят, куда я тогда? Опять на помойку, как в прошлом году? Да и про себя я знала, видела не слепая же, и все не слепые, - какая я получилась, хоть и одета тряпочно. Даже девчонки здоровые, мясистые, даже они завидовали. Конечно, обидно: других ждут после работы, у других родители, дом, тепло, еда какая-никакая...

А у него, начальника моего, - нет, несчастливый был вид, хоть он и улыбался темно-голубыми глазами, подавая мне застенчиво "знаки внимания"... Да и бригадами не очень жестко командовал - сказывалось чуть заметное заикание. Его и прозвали "голубые глаза". И я стала так его называть. Ему нравилось. Как назову - голубые глаза темнеют до синих, даже жутко становилось... Как два василька живых...

Иногда удавалось остаться в мастерской после работы и не высовываться до утра. Включала специальный шкаф для закаливания ламп, опускала его низко-низко, чтобы сторож не заметил со двора, раскладывала фэзэошный стеганый ватник на монтажном столе. Укрываться не было нужды - от шкафа шел мощный жар. И высыпалась замечательно, и могла работать на следующий день в полную силу. Если, конечно, очередной какой начальник, пронюхав, не заглядывал под предлогом дежурного ночного контроля с намерением подкатиться, или чего побольше, потискать, словом, ухватить кусок "своего". Война же. Война все спишет...

Но вообще пользоваться ламповой постоянно нельзя. Узнает полковник Замотаев - придется объяснять ему, почему я бездомная, и еще, и еще краснеть. За маму, за себя и за ночного дежурного начальника.

Бывало и так. Приходила на перрон к последней электричке, все меня знают на железнодорожной ветке, одна я в буквальном смысле - "свет в окошке", и все, кто работает на транспорте, не раз обращались ко мне. Новых лампочек не продавали, а люди - ох, как нуждались!.