Вера Лукницкая - Ego - эхо

Долго я так стояла или нет, не знаю. Может, мгновенье, а, может быть, до сих пор стою... "Ангелица-покровительница, где ты? Мой хранитель, Вера моя святая, хозяйка моего имени, я здесь! Оглянись! Сделай что-нибудь!"

Найду я когда-нибудь человеческое жилье? А сейчас, хоть бы старую завалинку из самана, теплую, да еще бы с дыркой, где дом в глубине двора и собака на цепи. Я сама видела, как свиньи прорывают дырки под заборами, довольно глубокие, нежатся там после дождей. Я худющая, легко могу пролезть. Сейчас дождей нет, саман за день прогревается, под таким забором в бурьяне вполне можно переспать, даже изнутри с хозяйской стороны. А еще лучше, если хозяева оставили сушить какие-нибудь тряпки, из сундуков, например. Они часто сушат, протянут веревку между деревьями, да и на заборе - всякие вещи, даже зимние. Можно потихоньку наснимать, всего-то на ночь, а перед утром, пораньше, обратно повешу. Безумные мечты! Раз так было, правда, в начале лета, а сейчас - конец.

Ночь тогда была необыкновенной. Под овчинным полушубком. Хотя и драный был, и вонючий, но для меня он благоухал. Может, потому что перемешался с дурманящим запахом ночной фиалки с хозяйской клумбы, да и согревал отменно. Лежу, вдыхаю - все запахи хороши! А сверху еще одно диво - звезды: много-много, и близкие, и подальше, и совсем еле заметные. Кружатся, подмигивают, втягивают меня в свой хоровод все быстрее и быстрее, если долго смотреть - я уже в звездном танце, и вижу, что это вовсе не звезды, это девочки, такие же, как я, только они с мамами.

Почему так, почему я всегда одна? И когда просыпаюсь, и вот сейчас. Девочки поют, а мне горло сжимает такая музыка ночная, хочу петь, а страшно.

Почему мама оставила меня? Оставляла всегда? Следователь с птичьей фамилией объяснил мне, что такой закон у них: если подозревают одного из ста, изолируют всех сто, и добавил так, между прочим, что вообще-то моя мама и не виновата ни в чем. Тогда что я - сто первая в этой сотне? И как изолируют? Бездоказательно? Ни вся моя жизнь, ни моя мама, ни моя родина, ни следователь с птичьей фамилией не дают ответа. Нет ответа. Лишь звезды кружатся. А одна из них, как нарочно, падает рядом, осторожно касается меня хвостом, затягивает в узел и уносит. И мне уже не страшно. И ответа не надо. Раз следователь сказал, что мама не виновата, значит так надо? Надо ему верить? Значит надо радоваться, что моей жизнью и маминой защищается родина от врагов таким странным способом?

Лично для меня враги - там, на войне. А кто мне объяснит следовательский способ?

Сам следователь? Следователь - здесь, не на войне. С ним можно поспорить. Но пока только во сне, в мыслях и в будущем...

От этих рассуждений, от вопросов, стоящих в длинной очереди, я очнулась. И все та же женщина у ворот, и снова - удар, что не успеваю сегодня за город до ночи. И снова мысли бегут, ищут выход. Устала. И так мне стало меня жалко - сдерживалась-сдерживалась и тихо заплакала. Вообще-то я не распускаюсь, борюсь, но сейчас не сдержалась - один мягкий взгляд у калитки...

Где искать ночлег? Невесть. Солнце совсем низко. Вон улыбается, сползает золотыми желтками в масляных окнах. Попробовать на перроне вокзала? Опять как будто опоздала на электричку? Меня уже заприметили там. На вокзале совсем неплохо: скамейки со спинками, и свет там есть. Совсем почти не страшно, если б не мильтоны, - эти не дают лечь, сгоняют, позорят. А как просидеть всю ночь? Целый день маешься на табурете с лампочками перед горелкой, голова чешется от вшей, гнойная сукровица проползает из-под косынки по щекам, за шиворот. Глаза лезут на лоб от напряжения и жара. Стеклянные рабочие трубки откусываю зубами - некогда тянуться за специальным ножом. Полежать бы немножко!

А может, все-таки на уличной лавочке, под акациями, или лучше под тутовыми деревьями? Они более раскидистые, и ягоды еще есть на деревьях, подсохшие черные - кисловатые и белые - приторные. Там улицы - парки целые, много лавочек, еще до войны наставлены для отдыхающих курортников. А теперь, когда санатории превратились в госпитали, на скамейках стали отдыхать раненые в застиранных кальсонах и грязно-серых байковых халатах. Ночью скамейки пустые, ветки низкие, много листьев на деревьях.

И все же ночные прохожие, даже если они и не совсем хулиганы, обращают свое пристальное внимание. Так уже было. Начинают выяснять, почему, да кто, да откуда. Я уже не маленькая, хоть и выгляжу девчонкой. Уже работаю. Но разве ночью под акациями это докажешь чужим людям? А что в милиции можно доказать ночью? Что я, хоть и мала ростом, но, оказывается, служу на железнодорожном транспорте, а это в войну все равно что в армии? Меня уважают и даже иногда - в шутку - по имени-отчеству величают. Когда очень лампочки нужны.