Вера Лукницкая - Николай Гумилев

Разве из показаний Таганцева не ясно, что он излагает следователю п р е д п о л о ж и т е л ь н у ю форму отношений с Гумилевым?

Почему следователь переводит предположительные обороты в утвердительные и, добавив кое-что от себя, выносит приговор?

Из записок Сергея Лукницкого, 18.10.89. При обыске у Гумилева было изъято всего 16 000 рублей. Очевидно, другим своим голодающим друзьям он раздавал деньги без расписок.

Возникает еще один вопрос: почему, приобщив к делу расписку Мариэтты Шагинян и не вызвав ее в качестве свидетеля, следователь не заинтересовался, куда девались остальные деньги?

Вызывает недоумение и то, что с каждой страницей обвинение становится все более пространным, - и Гумилев дает все более самообличительные показания; отвечает на незаданные вопросы. Вспомнил каких-то лиц, якобы приходивших к нему с поручением: бритоголового незнакомца, передавшего ему привет из Москвы, таинственную пожилую даму, которая якобы предложила Гумилеву дать информацию о походе на Индию (?! - С. Л.), малоизвестного поэта Бориса Верина...

Подтвердились ли эти визиты, этот бритый москвич ли, может быть, пожилая дама, интересовавшаяся Индией, после успешных поисков, была обнаружена следствием, допрошена и дала показания против Гумилева?

Н и к т о не найден, н и к т о не допрошен.

Тогда, может быть, Герман и Шведов подтвердили показания В. Таганцева и тем самым сообщили важные улики, которые и привели к расстрелу поэта?

В деле Гумилева показаний Германа и Шведова н е т. И не может быть.

КГБ СССР установил: Ю. П. Герман, морской офицер, убит погранохраной 30.5.21 года при попытке перехода финской границы, а В. Г. Шведов, подполковник, был смертельно ранен чекистами во время ареста в Петрограде 3.8.21 года. То есть обоих не было на свете еще до начала производства по делу Гумилева...

Таким образом, только показания В. Таганцева, никем не проверенные, никем не доказанные, послужили обвинением.

Следователь Якобсон в обвинительном заключении заявил, что на первых допросах Гумилев ни в чем не признавался, а потом полностью подтвердил то, что было ему инкриминировано. С чего бы это? Ведь в деле не прибавилось ни строчки. И вдруг подследственный стал признаваться... Может быть, из личной симпатии к следователю - за то, что следователь, по словам Одоевцевой, был очарован поэтом и читал на память его стихи?

"На основании вышеизложенного считаю необходимым применить по отношению к гр. Гумилеву Николаю Станиславовичу как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания - расстрел".

Цитирую этот невероятный документ по следующим причинам:

1. Потому что в полном его тексте в трех случаях из трех написано чужое отчество;

2. Потому что нигде в мире не было законодательства, где следователь предлагал бы суду или органу, его заменяющему, свое мнение о мере наказания.

3. Потому что заключение должны были подписать двое. Вторым оперуполномоченный ВЧК. П о д п и с ь о т с у т с т в у е т...

4. Потому что пункт 3 "Положения о оправах и обязанностях ВЧК" от 20.XII. 1917 года гласит:

"Комиссия ведет т о л ь к о п р е д в а р и т е л ь н о е (разрядка моя. -С. Л.) расследование..."

Вопрос о том, существовал ли вообще заговор В. Таганцева или в известной мере был сфабрикован "для острастки" Петроградским ЧК (Новый мир, 1989, No 4) не может быть освещен без открытия документов архива КГБ по всему этому делу.

В 1989 году журнал "Неман" опубликовал статью А. И. Куприна "Крылатая душа", написанную сразу после гибели Гумилева.

А. Куприн не был близким Гумилеву человеком, не все факты точны в его публикации, но, быть может, некоторая отстраненность, дистанция помогли Куприну увидеть то, что не смогли увидеть стоящие рядом - фигуру Поэта как бы во весь рост.

КРЫЛАТАЯ ДУША

В нем было нечто, напоминающее какую-то дикую и гордую перелетную птицу: маленькая, круглая сзади, голова на высокой шее, длинный прямой нос, круглый глаз со сторожким боковым взором, неторопливые движения.

Так же, как птица, любил он простор и свободу, любил не метафорически, не теоретически, а любовью духа. Его радостью были далекие пути. Я не знаю всей его жизни, но мне хорошо известно, что бывал он в Африке, где от негуса Абиссинского получил милостивые и совсем ненужные ему разрешения: охотиться на слонов и добывать золото в пределах абиссинских владений. Бывал он также на Крайнем Севере, на Вайгаче и на Новой Земле, в очарованных странах полугодовой ночи безмолвия и северных сияний. Зимою 1919 г. я встречал его на петербургских улицах в длинном лапландском малахае из оленей-выпоротков, шитом по краям и по рукавам мелким цветным бисером. Высокий, с медлительной важной походкой, с серьезным лицом - он сам был похож на стройного, сурового экзотического жреца.