Эдуард Фукс - Иллюстрированная история эротического искусства. Часть вторая

Другими словами, это значит: женщины, главным образом, конечно, красивые, так как такие именно и были особенно способны проводить все свое время в публичных банях, сами побуждали мужчин предоставить им случай показать свои скрытые прелести. И если мужчины в ответ на их вызов действительно кидали монеты, то, понятно, только затем, чтобы дать повод женщине поднять сорочку и насладиться видом ее наготы. Таким образом, и мужчины и женщины день изо дня забавлялись играми, которые имели лишь одну цель: обнажаться и лицезреть наготу. Тем не менее в гигиеническом отношении эти игры были весьма полезны. Жизнь в банях считалась, по сообщениям многих современников, весьма надежным средством против бесплодия женщин.

М. Билль. Опасность качелей. Галантно-сатирическая аугсбургская гравюра.

Такого рода светским нравам и обычаям соответствовали, естественно, и духовные и моральные воззрения того времени. Разнузданной и развратной была жизнь и там, где, по нашим современным понятиям, она должна была бы отличаться скромностью и благочестием. Характернейшим документом служат в этом отношении известные письма, которые писал Петрарка в 1370 году из Авиньона, тогдашней резиденции пап.

«Знай, — пишет Петрарка, — что и перо Цицерона не было бы способно описать того, что происходит здесь. Все, что ты читал про Ассирию, Египет и Вавилон, все, что ты слышал о четырех лабиринтах, об ужасах Гадеса, о тартарских чащах и топких трясинах, не может и сравниться с здешним Тартаром. Здесь есть и страшный Нимрод, и жестокая Семирамида, и страшный Минос, и Радамант, и всепожирающий Цербер, здесь и Пасифая, совокупляющаяся с быками, здесь ты найдешь и двуполую, похожую на Минотавра, человеческую расу, плод отвратительного полового подбора».

Драка из-за штанов.

Несомненно, конечно, что Петрарка писал с преувеличенным пафосом нравственно возмущенного моралиста, но если известную долю возмущения и можно объяснить этим, то все же остается еще достаточно, чтобы окончательно убедиться, Что в настоящее время пришлось бы обходить все остроги и тюрьмы для того, чтобы составить человеческую коллекцию, которая могла бы стать наравне со сливками общества в тогдашнем Авиньоне.

Безусловно ошибочно было бы, если бы стали применять наше современное представление о монастырской жизни к средневековым монастырям. Там люди жили и любили, и жили при этом полной жизнью. Зачастую даже доходили до положительно скотского разгула. Но и это представляется нам вполне естественным сопутственным явлением исторического развития. Все институты, утрачивающие свое первоначальное содержание, вырождаются. Из рычага экономического развития монастыри превратились постепенно в паразитов на социальном организме. Для того чтобы составить хотя бы приблизительное представление о них, не следует даже читать сатирических описаний, как, например, известного Аретино о жизни монахинь, — достаточно ограничиться хотя бы почти протокольными сообщениями многочисленных хронистов, совершенно лишенных какого бы то ни было сатирического преувеличения. В хронике графа Циммерна, описывающей порядки в вюртембергском монастыре в Оберстдорфе, сообщаются самые невероятные вещи. Большего разгула и положительно скотского разврата трудно себе и представить.

Нюрнбергский хронист Ганс Розенплют сообщает о том, что публичные женщины города жаловались магистрату на конкуренцию… монахинь. То, что эта жалоба имела действительно серьезные основания, подтверждается тем, что власти разрешали публичным женщинам самим расплачиваться с соперницами. Поэтому мы отнюдь не можем назвать преувеличением слова Гейлера фон Кайзерсберга: «Я, право, не знаю, что было лучше: отдавать ли своих дочерей в монастырь или в публичный дом…» Еще многочисленнее, впрочем, жалобы супругов на монахов: то, о чем свидетельствуют новеллы Боккаччо относительно Италии, доказывают фаблио относительно Франции и масленичные пьесы относительно Германии. Все они говорят, что в бесчисленных замках, усадьбах и крестьянских лачугах монах был желанным гостем всякой хозяйки. И вовсе не только ради ее душевного спасения, но главным образом ради ее физического утешения. Рыцарские жены предпочитали монахов бедным рыцарям, так как первые всегда приносили им подарки. Во многих деревнях, расположенных по соседству с монастырями, едва ли можно было найти хоть одну взрослую женщину, избегнувшую соблазна любви с монахами. «Ряса монаха все покрывает», «одна только тень монастырской колокольни избавляет от бесплодия», «монах целомудрен только в церкви» — в сотнях таких поговорок народ выражал свое озлобление против монахов. В средневековом фрагменте «De rebus Alsaticus» («Эльзасские ребусы». — Ред. ) неизвестный автор пишет: «В 1200 году почти у всех монахов были жены, так как к этому побуждали их сами крестьяне. Они говорили: без женщины монах все равно не обойдется; так уж пусть лучше у него будет своя жена, чем если он будет волочиться за чужими».