Николай Барсамов - Айвазовский в Крыму

Однажды, когда Айвазовский работал в своей загородной мастерской в имении Шейх-Мамай, его посетил Алим, заехавший специально посмотреть работу мастера. «…Много слыхал я про тебя, — сказал Алим. — Все тебя знают и хвалят. Давно хотел видеть тебя. Говорят, картины пишешь. Можно ли посмотреть?» После осмотра картин, изображавших виды Стамбула, Босфора, Скутари, и целого ряда крымских пейзажей Алим поблагодарил художника: «Спасибо тебе, Ованес-ага, что ты мне всё это показал.»

Айвазовский, отличавшийся истинно восточным гостеприимством, пригласил гостя выпить чашку кофе. Узнав из разговора, что художник думает в скором времени жениться, Алим пообещал непременно побывать на его свадьбе. И он выполнил своё обещание, причём проявил чисто рыцарскую галантность и отвагу. Когда свадебный поезд, состоявший из нескольких экипажей и крытой кареты новобрачных, подъезжал к Шейх-Мамаю, у дороги показался лихой джигит на прекрасной лошади. Не спеша подъехал он к экипажу, поздравил новобрачных, одобрил выбор Айвазовского, ловко бросил на колени невесте свадебный подарок — дорогой шёлковый турецкий платок и, пожелав счастья, ускакал прочь.

Айвазовский был глубоко тронут этим и взволнован.

Подобные случаи в биографии Айвазовского откладывали неизгладимый след на его творчестве. Не случайно он написал большую прекрасную картину «Лунная ночь в Амальфи с группой разбойников, среди которых Сальватор Роза пишет с натуры окрестный пейзаж». Эта картина явилась отголоском на случай, происшедший с Айвазовским и рассказанный им в автобиографии. Во время путешествия по Испании на фургон, в котором ехал Айвазовский, ночью напала группа бандитов. Всё, однако, окончилось мирно и даже несколько романтично — бандиты угостили путешественников виноградом и отпустили с миром, потому что сообразительный возница сумел откупиться.

Романтика подобных приключений привлекала Айвазовского. Он поэтизировал их и воплощал в живописи. Изображал морских контрабандистов, корсаров, нападающих в море на купеческие корабли. Подобные сюжеты были ему по душе.

В пятидесятых годах Айвазовский особенно часто изображает морские катастрофы, кораблекрушения, картины разбушевавшихся стихий, полные движения и грозного величия. В эти годы особенно ярко проявились романтические тенденции в его творчестве. Он не довольствуется изображением природы в её обыденном состоянии, а ищет картины, способные поразить воображение зрителя, захватить его новизной, необычностью сюжета, трагичностью положений. Если он пишет кораблекрушение, то изображает разбушевавшееся у суровых скал море, гибнущие корабли, моряков, цепляющихся за обломки мачт. Грозовое небо, нависшее над морем, усиливает впечатление бедствия.

Нам сейчас всё это может показаться несколько преувеличенным, но Айвазовский был художником своей эпохи, и он ярко отразил её.

В романтизме Айвазовского надо отметить одну черту, ставящую его произведения на более высокую ступень, наряду с обычными картинами этого направления. Его романтизм лишён элемента экзотичности, потому что он возник не в результате случайных мимолётных впечатлений стороннего зрителя, как это было, например, у М. Воробьёва. Это не вымышленный мир поэзии и красоты, не романтизм Брюллова, изображавшего далёкую ему среду и природу Востока сквозь призму благодушного отношения стороннего любопытствующего наблюдателя к новым, необычным явлениям чуждой ему жизни и природы. Это и не бунтарский романтизм, какой в творчестве Делакруа вылился в образы, идейно близкие передовой общественной мысли его времени.

Романтизм Айвазовского — не дань «модному течению» в искусстве, а результат органического единения со средой и влияние обстановки, в которой рос и развивался художник. Искренне, с юношеским порывом изображал он жизнь такой, как она ему представлялась в действительности. Даже когда он избирал такие, казалось бы, далёкие от жизни темы, как «Лунная ночь в Амальфи с группой разбойников, среди которых Сальватор Роза пишет с натуры окрестный пейзаж», то делал это на основании личных переживаний. В молодости он дважды сталкивался с разбойниками, причём оба раза ему посчастливилось: это были не чуждые поэзии и искусству люди, подобные тем, которые сохранили жизнь выдающемуся итальянскому художнику XVII века Сальватору Розе.

Когда Айвазовский писал такую надуманно-романтическую картину, как «Вид Неаполя с группой рыбаков, слушающих импровизатора», то и эта тема была для него близка и понятна. Он сам, в сущности, был художником, творившим с лёгкостью и быстротой импровизаторов, искусство которых не могло не поразить Айвазовского в Италии, не могло не внушить ему мысль, что этот метод творчества может быть с успехом перенесён из поэзии и музыки в изобразительное искусство.