Андрей Грачёв - Горбачёв. Человек, который хотел, как лучше…

Несчастье, неожиданно постигшее Горбачёвых, вызвало во всем мире беспрецедентную волну сочувствия. Клиника в Мюнстере, гостиница, где жил Михаил Сергеевич, помещение Фонда в Москве были завалены цветами, телеграммами, письмами с выражением поддержки и надежды на выздоровление – от глав государств и от тысяч простых граждан из разных уголков России и стран мира.

Несколько новорожденных девочек в разных уголках земного шара получили в эти дни имя Раиса. Кто-то присылал «проверенные» магические снадобья, кто-то делился собственным счастливым или горестным опытом. Сотни тысяч россиян, в том числе наверняка многие из тех, кто ещё недавно не скрывал неприязни к советской «первой леди», восприняли горе дома Горбачёвых, как свое собственное. Как с горькой иронией написала «Общая газета»: «Оказывается, мы её любили». Когда Раисе Максимовне в редкие минуты облегчения читали обращенные к ней послания, на её глазах выступали слезы: «Неужели я должна умереть, чтобы заслужить их любовь?!»

Чуда, в которое верили до последней минуты Михаил Сергеевич и Ирина и ещё очень многие, не произошло. 20 сентября она скончалась. Российский вариант «Love story» в отличие от американской киномелодрамы, увы, стал реальной человеческой трагедией. «Ежик Ми» остался без своей «Захарки»… Подобно чернобыльскому реактору, радиация политики облучила жизнерадостную девочку из алтайского Веселогорска. Как считает Ирина, «только за то, что она открыто была рядом со своим мужем, мама расплатилась своим здоровьем». Студенческий друг Михаила и Раисы Рудольф Колчанов говорит определеннее: «Раю убил ГКЧП».

Побывав у Горбачёва через несколько недель после «черного сентября» 1999 года, я впервые услышал от него то, что, как мне казалось, этот «неисправимый оптимист» просто неспособен произнести: «А жизнь-то, Андрей, прошла…» И грустно улыбнулся…

Жизнь прошла? Но какая из них, – ведь Михаил Сергеевич не раз говорил, что за годы перестройки прожил как бы несколько жизней. За пару дней до отставки он согласился побеседовать «за жизнь» с американцем Т.Копполом, снимавшим в Кремле агонию Советского государства и уход его первого и последнего Президента. Отвечая на вопрос: «Что сейчас происходит у вас в душе?», Горбачёв рассказал притчу о царе, призвавшем мудрецов, чтобы сформулировали для него главную мудрость жизни. Те долго размышляли и уже перед смертью царя пришли к нему с одной фразой: «Человек рождается, страдает и умирает».

В те дни Горбачёв подводил итог своей самой короткой жизни: Президента СССР. А ведь были и другие – комсомольского вождя, краевого партийного «воеводы», секретаря ЦК, генсека. Наступила и следующая – постсоветская жизнь экс-президента. Если их собрать, вложить одна в другую, получится целая матрешка. И только все вместе они составят образ того, кто, не перестав быть конкретным живым человеком, на наших глазах превратился в событие – в одно из самых неординарных политических явлений ХХ века.

Мудрецы не упомянули, что между рождением и смертью человек получает шанс: право расписаться в Книге Жизни, оставить свой след. Каждый распоряжается этим шансом по-своему. Но чем измерить след, оставленный политиком? После Горбачёва, потомственного пахаря, в российской и мировой истории осталась глубокая борозда. Можно ли однозначно оценить сделанное им, ведь его фигура, как и личность, до сих пор остаются предметом споров и разноречивых толкований даже в среде его соратников.

В своих книгах, вышедших почти одновременно, один – бывший секретарь ЦК и изначально активный сторонник генсека В.Фалин пишет, что так называемая перестройка, вместо того чтобы стать «революцией в революции», превратилась в «импровизацию в импровизации», выродившись в «авантюру», другой – А.Черняев – называет её невиданным историческим прорывом. Для одних Горбачёв – «могильщик» великой державы и коммунистической мечты, для других – пророк социализма с человеческим лицом. Он продолжает бросать вызов и тем, кто убежден, что такого социализма не существует, и тем, кто считает, что реальный социализм в человеческом лице не нуждается. Одни вменяют ему в вину идеализм и романтическую веру в «автоматизм демократии», другие – что был недостаточно решительным и жестким лидером в стране, привыкшей к царям и тиранам. Кто ближе к истине?

Уходящих в историю политиков мерили разной шкалой ценностей. Когда А.Пейрефитта, бывшего французского министра и пресс-секретаря де Голля спросили, какое наследство оставил после себя ушедший в отставку генерал, тот ответил: «пример». В этом слове для него соединилось политическое и нравственное величие выдающегося французского и мирового лидера.