Михаил Воробьев - В сердце и в памяти

Вечер получился на славу. Комиссар полка А. И. Долматов сказал проникновенную речь. Выступили представители штаба и политотдела дивизии, поблагодарили солдат и офицеров полка за ратный подвиг, поздравили с Новым 1942-м годом.

Часа в два ночи меня разыскал начальник караула, отвечающий за охрану здания столовой, докладывает:

— Подъехал на легковой машине незнакомый командир.

Выскакиваю на улицу, у машины прохаживаются двое рослых в папахах. Строевым шагом подхожу. Луна освещает лица приехавших. Как было не узнать командующего армией генерал-лейтенанта И. В. Болдина и члена Военного Совета армии бригадного комиссара К. Л. Сорокина!

Вскидываю руку к виску, докладываю по уставу обстановку… и приглашаю на вечер. Болдин недовольным голосом выговаривает:

— Мы вот с членом Военного Совета армии товарищем Сорокиным весь город объехали, на всех улицах побывали, но такого веселья, как в вашем полку, не видели.

— Так мы же первые и в драке, и в веселье, товарищ командующий! — вырывается у меня.

Сорокин смеется. И Болдин, вижу, смягчается, губы тронула улыбка. Тот и другой знали меня еще по Туле. Я не думал, что может быть какая-то неприятность, и все же совсем отлегло от сердца, когда услышал слова командарма:

— Большое спасибо, капитан Воробьев, за приглашение. К сожалению, не можем его принять. Передайте командиру полка о нашем приезде. И пора расходиться.

Утром нам вручили новогодние подарки с Урала. Чего только не было: пельмени и кисеты, вышитые ласковыми девичьими руками, теплые носки и перчатки. В посылках лежали записки, письма:

«Товарищ боец! Я долго думала, что бы такое послать на фронт, что очень было бы нужно вам. И решила: сейчас зима, а зимой самое нужное, пожалуй, так это носки. У нас есть коза, мама несколько лет собирала с нее пух. Вот из него я и связала носки. Правда ведь, очень теплые?»

«У меня больше ничего нет, только вот этот шарф. Послала бы брату Володе, но он уже три месяца не пишет. Ты, товарищ красноармеец, не думай только, что я буду жалеть о шарфе. Ты просто знай: когда дарят самое дорогое — значит самому дорогому»…

Бойцы и командиры показывали друг другу эти письма и записки, часто подписанные только одним именем: Маша, Нина, Коля, 7 лет…

Растрогали они нас. У каждого дома кто-нибудь остался — родители, жена, дети. Любая, даже самая маленькая вещица волновала. Ее ведь посылали на фронт не от ахти какого достатка.

Первый новогодний день получался из сплошных радостей. Еще не утихли волнения, вызванные посылками с Урала, как пришла телеграмма от Михаила Ивановича Калинина. Он благодарил бойцов и командиров 50-й армии за освобождение Калуги.

Телеграмму зачитали во всех полках, батальонах и ротах. Мы были горды безмерно от сознания сопричастности к великим событиям, к великим делам.

В этот же день 154-я стрелковая дивизия выступила из Калуги. Путь ее лежал дальше — на запад.

2 февраля. Темная морозная ночь. Идем по глубокому снегу, сначала лесом, потом по не промерзшему толком болоту. Пушки артиллеристам и пехотинцам приходится тащить на себе. Так же передвигаются кухни и повозки тыловых хозяйств — выбившиеся из сил лошади то и дело вязнут в трясине.

Вместе с 413-й стрелковой дивизией генерала А. Д. Терешкова перед нами ставилась задача: от Мосальска пройти лесными массивами и болотами на север, скрытно выйти к Варшавскому шоссе, внезапным ударом пересечь его и отрезать войска противника, оборонявшие Юхнов, от основных сил группы армий «Центр».

К утру достигаем намеченных рубежей. На рассвете части нашей 154-й дивизии внезапным ударом в районе деревни Барсуки перерезали шоссе и взорвали мост через реку Шмею.

Первая часть задачи, поставленная командующим армии, выполнена: мы — в тылу противника, его юхновская группировка отрезана от рославльской базы снабжения.

Теперь предстояло выдержать бешеный натиск немцев, не желавших получать еще один котел. Завязались горячие бои.

Противник все вводил и вводил свежие части. Ключом к его позициям на варшавском шоссе являлась высота 186,1, как она значилась тогда на наших фронтовых картах. Мы противостояли очень малыми силами. Дивизии не имели общего фронта. Даже «коридора» не было для сообщения с собственными тылами. Оставалась лишь единственная лесная дорога, чуть ли не тропа, и ею небезопасно было пользоваться.

5 февраля, около десяти вечера, меня вызвал командир полка Гордиенко. Как всегда, немногословен: