Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

Все эти прогнозы действительно сбылись. Зорге стремился доказать, что тем самым не нанес никакого ущерба Японии своей деятельностью. Но это не избавило "Рамзая" от смертного приговора.

Судебные заседания начались 31 мая 1943 года. Дело каждого обвиняемого рассматривалось отдельно тремя судьями. По каждому обвиняемому выносился отдельный приговор. Приговоры основным обвиняемым были вынесены 29 сентября 1943 года. Зорге и Одзаки были приговорены к смертной казни через повешение. Вукелич и Клаузен — к пожизненному тюремному заключению, Анна Клаузен — к семи годам тюрьмы. Сайондзи Кинкадзу, сын принца Сайондзи Киммоти, отделался легче всех других осужденных, получив 1,5 года с отсрочкой исполнения приговора на 2 года. Токутаро Ясуда получил 2 года с отсрочкой на 5 лет. Инукаи Кэн избежал судебного разбирательства, будучи освобожден из-под ареста в мае 1942 года. Иотоку Мияги умер в тюрьме от туберкулеза 2 августа 1943 года, ещё до вынесения приговора, а Ёсио Кавамура скончался 15 декабря 1942 года. В декабре 1943 года были вынесены еще три приговора: Сигэо Мидзуно (13 лет), Фусако Кудзуми (8 лет) и Томо Китабаяси (5 лет).

В январе-феврале 1944 года были осуждены оставшиеся члены группы: Ёсинобу Косиро (15 лет), Угэнда Тагути (13 лет), Масадзанэ Ямана (12 лет), Сумио Фунакоси (10 лет), Тэйкити Каваи (10 лет), Кодзи Акияма (7 лет) и Хатиро Кикути (2 года).

Зорге говорил на суде: "Японские законы — субъект для толкований, и толковать их можно либо широко, либо буквально. И хотя утечка информации может, строго говоря, быть наказуема законом, в практике японской судебной системы вопросы хранения секретов не являются подсудными… Я полагаю, что в обвинительном заключении было уделено недостаточно внимания нашей деятельности и природе собираемой нами информации. Данные, которые получал… (один из моих агентов. — Б. С.), не являлись ни секретными, ни важными. Он приносил мне лишь те новости, которые были хорошо известны любому корреспонденту-международнику… То, что можно было бы назвать информацией политического характера, добывалось Одзаки и мною. Я получал информацию в германском посольстве, но и здесь я также считаю, что лишь малую ее часть можно было бы отнести к разряду госсекретов. Ее давали мне добровольно, и, добывая ее, я не прибегал ни к какой стратегии, за которую меня следовало бы наказать. Я не пользовался ни ложью, ни силой… Я очень доверял той информации, которая предназначалась… для использования в германском генеральном штабе, и я убежден, что японское правительство, сообщая какие-то сведения германскому посольству, учитывало возможность утечки… Даже та информация, которую Одзаки считал важной и секретной, уже таковой не являлась, потому что он получал ее опосредованно, лишь после того, как она покинула секретный источник".

Сначала Зорге не хотел подавать апелляцию, но потом все же сделал ото, как и Одзаки. По делу Клаузена апелляцию подал прокурор, требовавший для радиста смертной казни. По Клаузену приговор утвердили в прежнем виде.

Их содержали в тюрьме Сугамо. Врач Токутаро Ясуда, арестованный по делу Зорге, оставил описание тюремных порядков. "В шесть часов утра подъем. Через час проверка. Дверь камер открывается. Трое тюремщиков спрашивают: жив? Заключенный должен встретить их, распластавшись в поклоне на полу. Далее — завтрак: горстка риса или ячменя, чашка супа. Обед и ужин из прогнивших продуктов приходилось покупать за свои деньги. Если родственники заключенного были бедны, он не получал ничего. Днем — прогулка…"

Правда, по словам Клаузена, некоторые поблажки европейцам были. Так, японцев водили на допрос в кандалах, а на Клаузена надевали лишь наручники.

Переводил на допросах европейских членов резидентуры Иоситоси Икома, профессор германистики. Режим проведения допросов был либеральным, и в перерывах подследственный мог спокойно общаться с переводчиком. Икома вспоминал: "Мы беседовали с доктором Зорге на самые разные темы, но главным образом — о войне Германии с Советским Союзом; как видно, это интересовало его больше всего. Если советские войска одерживали верх, как это было на заключительной стадии Сталинградской битвы, он приходил в хорошее расположение духа, становился разговорчивее. В противном случае он выглядел разбитым и был очень скуп на слова. Он был большим другом Советского Союза. Доктор Зорге был прирожденным журналистом с характером искателя приключений… Мне точно известно, что уже после оглашения смертного приговора он писал в дневнике: "Я умру как верный солдат Красной Армии"".