Павел Перец - От косяка до штанги

Историю нам преподавала особа под два метра ростом, откровенная как порнографический журнал. Ей не хватало крыльев, чтобы стать гарпией. Половина урока, как правило, посвящалась вопросам сексуального воспитания молодежи. Кто-то спросил ее, почему она упорно не носит сережек, заменяя их клипсами.

– Я считаю, что все дырки, которые мне дал Бог, у меня есть, – ответила она, намекая на желания оставить свои уши без перфорации.

Рассказывали, что как-то раз после преподавательской предновогодней пьянки умельцы вылепили во дворе скульптуру в виде детородного органа. Нетрезвая историчка была застигнута с поличным, во время попытки сделать минет снежной фигуре.

Будучи старостой, я курировал процесс выдачи стипендии. Был у нас в группе один учащийся-фантом, который тотально не посещал занятия, но в списках продолжал значиться. Деньги за «мертвую душу» приходилось получать мне. Стоит ли говорить, что я находил им достойное применение. Так продолжалось до тех пор, пока в училище не наведалась его мамаша, чтобы забрать документы сына. Попутно она выяснила, что все это время сыну полагалось сорок рублей в месяц. Неизвестно, что происходило в то время в ее личной жизни, но известно, что она ворвалась в мастерскую, где сидело три человека, включая меня, со стремительностью спецназа, и тут же продемонстрировала возможности своих голосовых связок. Я забивал косяк, мои напарники Кабан и Вадик распивали пиво – картина более чем умиротворяющая. Кабан, убрав под стул банку, спросил:

– Вы к кому?

В следующий момент в него полетела киянка, которая, как будто специально, снесла с верстака тетрадный лист, на котором мирно покоились мои конопляные зерна. За киянкой полетел не менее тяжелый предмет – фраза с требованием вернуть деньги.

Эксцентричную мамашу удалось угомонить. Никто, кроме меня, не знал о судьбе стипендий, предназначенных для ее чада, а я тактично помалкивал. Она ушла, угрожая нам всем крупной разборкой. Я изрядно струхнул и полез под верстак в надежде собрать коноплю, рассыпанную по полу. Она смешалась с отходами деревообрабатывающего производства. Не знаю, что почувствовал Лермонтов, когда его накормили пирожками с опилками, но я чуть было не выплюнул легкие, когда затянулся хэшем, в котором имелись инородные примеси древесного происхождения.

Вместе с еще одним будущим столяром по имени Толстый, мы стали наведываться в «Трубу». Так и поныне называется подземный переход возле Гостинного двора – место сборища любителей побренчать на расстроенных гитарах и поклянчить за это деньги у проходящих мимо горожан. Наблюдая за теми, кто исполнял вокальные произведения различной значимости, я начал ловить себя на мысли, что хочу делать так же. Стоять в переходе, орать «Гражданскую оборону», чтоб вокруг увеличивалась популяция прохожих, взирающих на меня со сладострастием.

Событийность того времени сейчас представляется матрешкой, которая, разоблачаясь от деревянных клонов, ведет к последнему пункту, после которого уже нет ничего, только деревянная кочерыжка. Я познакомился с Мишей, который уж больно проникновенно исполнял песни Егора Летова. Миша позвал меня в гости, вручил гитару, мы приступили к репетициям, чтобы доблестно дебютировать буквально underground, под трамваями и троллейбусами, которые массировали рельсы и провода на перекрестке Садовой и Невского.

Что такое глиссандо, я не знал, и, слава Богу, потому что провести по грифу выданного мне инструмента было невозможно – пальцы цеплялись за лады, которые были высотой миллиметра три. Полоса препятствий, а не гриф. Соло у меня выходило примерно такое же, как и у «Гражданской обороны» – тупое, кривое, мимо нот. Зато гитара была электрическая, что немало мне льстило.

Вооружившись сумкой-тележкой на колесах, утилизированной в качестве санок для двух комбиков, мы, обвешанные гитарами и барабанными стойками, стартовали от улицы Ударников в сторону центральной концертной площадки, где нас пока никто не ждал. Дебютировали вдвоем, без ударника. Миша на басу, я на гитаре, пели по очереди.

Сейчас, переслушав уйму музыки, я начинаю понимать, что Летов – гениальный мелодист и автор проникновенных текстов. Неслучайно «Song №2» Blur – вариант песни «Сид Вишес умер у тебя на глазах». Врял ли Мэт Дэймон был знаком с творчеством Летова, но факт остается фактом – риф слизан с «Гражданской обороны» копейка в копейку. Наверное, мелодии, как и любые творческие идеи, витают в воздухе, концентрируясь в разное время в разных местах. И как только эта концентрация превышает допустимое предельное значение, идея шлепается на автора, как яблоко на Ньютона, и автор может всю жизнь не догадываться, что его голова не единственная, на которую она упала.