Array Антология - Живой Есенин

– Допустим, ваша идея реализуется. Род человеческий перестанет размножаться. Кто же останется жить на земле?

Хориков смутился, покраснел, захлопал глазами и спустя немного робко ответил:

– Останутся поэты, звери, рыбы, пташки, букашки!

– Но они тоже будут размножаться, – не унимался Брюсов. – Вы противоречите собственной идее!

Хориков и вовсе оторопел, топтался на место, теребил кисточки красного пояса, а потом боком-боком стал спускаться с эстрады.

Я объяснил Валерию Яковлевичу, что Хориков болен, в клубе не появляется, а вопрос о его выступлениях можно решить на заседании правления…

Прощаясь со мной, Брюсов сказал, что подумает и пришлет мне письменный ответ. Вот его короткое письмо:

«Уважаемый Матвей Давидович!

В ответ на Ваш запрос, сообщаю Вам, что, вполне обдумав то положение, в котором ныне находится Вс. Союз Поэтов, я нахожу возможным подтвердить свое согласие – выставить свою кандидатуру в члены правления Союза, надеясь, что при удачном избрании других сочленов, нам удастся провести необходимые реформы в общих делах Союза.

Уважающий Вас

На общем собрании Брюсов был избран в правление союза единогласно. Да это и понятно: в то время его книги «Наука о стихе» и «Опыты» стали настольными для поэтов. К тому же Валерий Яковлевич уже стоял во главе основанного им Высшего литературно-художественного института, где читал курс энциклопедии стиха, латинского языка, истории древнегреческой и римской литератур, вел семинары по всеобщей истории и стиху.

На первом же заседании нового правления Валерий Яковлевич предложил провести профессионализацию членов союза, то есть создать местком поэтов. Эту организацию предложили осуществить мне. К сожалению, я встретил сопротивление Губпроса, где считали поэтов лицами свободных профессий.

Когда на заседании «Ордена» я рассказал об этом, Есенин пожал плечами:

– Стихи надо писать каждый день, иначе поэта не получится. А если пишешь каждый день, ты – профессионал.

– Пишешь, но не печатаешься! – сказал я.

– С начинающими это не исключение, а правило! – ответил мне Шершеневич. – А в союзе очень много молодежи.

Имажинисты решили написать заявление в союз о желании вступить в местком поэтов и всем подписаться. Я составил заявление, его быстро перепечатали, и все стали подписываться. Есенин куда-то вышел. Когда все разошлись, я отправился наверх (заседание происходило в «Стойле»). Там Сергея не было, и я сел за столик пообедать. Когда Есенин появился, я дал ему заявление и мою автоматическую ручку.

– Ты, что же, хотел обойтись без моей подписи?

Отрицая, я покачал головой.

Сергей насупил брови, глаза его стали синеть, и он сурово сказал:

– Вот что, Мотя, запомни: имажинизм начинается с меня, – он поставил свою подпись под заявлением, – и кончится мной!

(Кстати, только в начале 1924 года при союзе был организован местком поэтов.)

Я не могу обойти молчанием тот факт, что не раз Сергей в спорах с левыми имажинистами и однажды, после выступления отвечая на вопрос, заявлял: еще никто на свете не обратил такое сугубое внимание на образ в поэзии, еще далеко было до декларации нашего ордена, когда он, Есенин, уже написал книгу «Ключи Марии». Там он впервые толкует о разных образах в русской поэзии и по праву считает себя первым русским имажинистом на земле.

Он терпеть не мог, когда друзья, или собутыльники, или прихлебатели, желая польстить ему, убеждали его, что никакой он не имажинист, а просто хороший поэт.

– Слушай, ты брось это, – отвечал он в таких случаях, явно серчая. – Революция поставила мне голос, а имажинизм, как я его понимаю, помогает творить чудеса с моими песнями!

Как-то, живя с Юрием Карловичем Олешей в Доме творчества «Переделкино», мы разговаривали с ним о метафорах. В одной из своих книг Юрий Карлович написал:

«Кто-то сказал, что от искусства для вечности остается только метафора. В этом плане мне приятно думать, что я делаю кое-что, что могло бы остаться для вечности» [65].

Я не встречал не только в нашей, но и в мировой поэзии метафору такой необыкновенной яркости и силы, которую создал Есенин:

Верю, Сергей имел большее право, чем многие и многие поэты, сказать, что он немало оставил для вечности.

Второй период работы Брюсова во главе Союза поэтов ознаменовался не только олимпиадами, литературными судами, но и торжественными празднованиями юбилеев великих писателей и поэтов: осенью 1921 года вечер памяти Данте Алигьери (600 лет со дня смерти); в начале зимы – вечер, посвященный столетию со дня рождения Ф. М. Достоевского; зимой чествовали члена союза В. Гиляровского (50 лет литературной деятельности); Федора Сологуба (40 лет в литературе); торжественно прошел вечер В. Я. Брюсова в Большом театре (пятидесятилетие и 25 лет литературной деятельности)…