Георгий Калиняк - Герой советского времени - история рабочего

Это была действительно сытая земля. В деревнях стояли пятилетней давности необъятные склады пшеницы, а в городе свободно продавалась белая мука, крупчатка и сеянка, и пшеничный хлеб.

Наша семья поселилась в стареньком домишке, ветхие стены которого промерзали насквозь в суровые сибирские морозы.

Это было время революционного взрыва. Старое цеплялось за порушенное прошлое и не хотело признать свою неизбежную гибель. Тогда модным был романс «Ты сидишь у камина и смотришь с тоской, как печально камин догорает». Я не знаю, кто сочинил этот романс, но бывшие «сливки общества» пели его с надрывом, и это отвечало их новой неустроенной жизни.

Летом 1918 года восстали чехи. Их корпус размещался в эшелонах на всех крупных железнодорожных станциях Сибирской магистрали от Казани до Иркутска. Восставших чехов поддержали местные формирования контрреволюционеров. Во время восстания чехов появились красные – наши и белые – гады. Еще говорили о каких-то большевиках. Это тоже были наши. Так в моей памяти отложилась политическая расстановка сил.

Между красными и белыми (чехами) несколько дней шли бои.

Мы жили в ста метрах от берега реки Кии. Эта тихая, светлая, не особенно широкая река, в весенние дни становилась неузнаваемой. Толстые, зеленоватые льдины со скрежетом громоздились друг на друга, срывались и исчезали в глубине, а на месте их возникали новые ледяные холмы и скалы. Река, сдавленная скопищем льда, выступала из берегов и на глазах заливала окрестности. Вода почти вплотную подходила к нашему домику, хотя он стоял на высоком берегу в ста метрах от реки. Вот такой мощью наливалась Кия в весенние дни.

Но летом река была спокойной, неторопливой, зато на ее берегах грохотало половодье страстей. С противоположного берега красные строчили из пулеметов. А чехи из орудий бронепоезда швыряли через нас снаряды по берегу, занятому красными. Силы были не равны, и красным пришлось отступить в тайгу.

Вспоминаю, как жарким днем по нашей улице вели небольшую группу пленных красноармейцев, а разная буржуазная сволочь, стоя на деревянных тротуарах, грозила пленным палками и зонтиками.

Кончилась мирная жизнь. В Сибири воцарился Колчак. Началось кровавое лихолетье. Тысячи людей, особенно горняков на угольных шахтах, стали жертвами белого террора.

Мои средние братья работали продавцами газет. Старший брат служил телеграфистом на почте. Он состоял в подпольной организации большевиков. В летнее время, придя поздно с работы домой, брат уходил в конец огорода и прятался в кустах. Огород выходил на берег реки, где была спрятана лодка. В случае налета контрразведки брат надеялся на лодке переправиться на другой берег реки и скрыться в лесу. Так тревожно мы жили в дни колчаковщины.

Осенью потихоньку начали напевать немудреную песенку:

Обычно в таком духе начинают петь в народе, когда власть начинает угрожающе качаться. Эти частушки выражали истинное отношение населения к правителю Омскому.

Всему приходит конец. В суровую зиму 1919 года началось массовое бегство колчаковской армии. Неделями шла пехота и бесконечные армейские обозы. Колчаковское воинство бросало в городе тифозных больных и истощенных лошадей, а заодно оружие и боеприпасы.

И наконец наступил тот день, когда в городе не осталось ни одного белого солдата. Это было удивительное утро. Город вымер, затаился. Даже мы, ребятишки, не высовывали носа за калитку. Стояла настороженная тишина, которую не могли нарушить бродящие [по улицам] голодные лошади, брошенные беляками.

Несмотря на запрет мамы, я все же немного побродил по соседним улицам. Но мертвая их пустота загнала меня домой.

Ах, мама, мама! Почему ты так рано ушла из жизни. Даже облик твой не сохранила память. Только помню твое желание [привить мне] доброту и человечность, потому что ты учила меня утром и вечером молитвам, из которых в памяти осталась начальная фраза «Отче наш».

И еще вспоминаю твою озабоченность, когда ты смотрела на больного отца, обросшего седой бородой и усами. Тебя мучило, что его подушка примерзла к стене, а ты ни чем не могла ему помочь и облегчить его последние дни.

В полдень тишина взорвалась от бешеного галопа десятка всадников, у которых на шапках пламенели широкие красные ленты. Это мчалась разведка красных к железнодорожному мосту, чтобы предотвратить его подрыв [белыми].