Клэр Томалин - Жизнь Джейн Остин

В «Чувстве и чувствительности» Шарлотта Палмер «не без пользы провела семь лет в прославленном столичном пансионе», — собственно, польза эта заключалась в том, что над каминной полкой висел вышитый цветными шелками пейзаж ее работы, а манеры ее и повадки были глупы до совершеннейшего абсурда. По контрасту с подобными учебными заведениями добрейшая миссис Годдард в «Эмме» возглавляла «настоящую, без обмана, старомодную школу-пансион», держала «просторный дом и большой сад, кормила детей обильной и здоровой едой, летом не мешала им резвиться в саду, а зимой собственноручно оттирала им обмороженные щеки». Тут слышится явное одобрение Джейн Остин, и совершенно очевидно, что миссис Годдард и ее добрые болтушки-помощницы созданы вовсе не по образу миссис Коули. Так что родители безродной Гарриет Смит, которую судьба привела в это заведение, оказались удачливее многих гораздо более уважаемых и более заботливых отцов и матерей. Но школа миссис Годдард становится еще и отправной точкой для атаки на «высокоученые заведения, где, не жалея пустых и вычурных фраз, превозносят обучение, построенное на самоновейших принципах и новомодных системах, в коем гуманитарные познания сочетаются с правилами высокой нравственности и где учениц за непомерную плату корежат на все лады, отнимая у них здоровье и награждая взамен тщеславием». В общем, Джейн на всю жизнь усвоила, что школы для девочек — это прежде всего места мучений для учениц, да и для учительниц тоже.

Итак, сестры снова оказались дома. Эдвард к тому времени покинул родительский кров, он был официально усыновлен мистером и миссис Томас Найт. Генри Остин позже говорил, что отцу весь этот план с усыновлением нравился значительно меньше, чем матери, да и она настаивала на нем лишь ради блага самого Эдварда. Так что, похоже, как и с отправлением девочек в школу, ее голос был тут решающим. Правда, в случае с сыном Эдвардом обстоятельства благоприятствовали такому плану. Его переезд в другое семейство совершился не вдруг, мальчик был достаточно взрослым, чтобы понимать и ценить то, что происходит. Сохранив связи со Стивентоном, он прекрасно вписался в мир Найтов. Они были богаты, мягкосердечны, хотя и не блистали умом. Да и Эдвард не отличался ни интеллектом, ни творческими способностями, зато имел доброе сердце и ровный нрав. И хотя впоследствии он взял имя Найтов, но в душе остался Остином, преданным своей настоящей семье. Эту преданность не смогли поколебать ни годы путешествий, ни женитьба на дочери баронета, ни унаследованные в дальнейшем огромные поместья и состояние Найтов.

Усыновление Эдварда Найтами и болезнь девочек совпала с получением Джеймсом степени в Оксфорде. Он остался в своем колледже младшим преподавателем, но часто приезжал домой и снова увлекся театральными представлениями. Возможно, его вдохновило появление новых соседей в Эше, деревушке, расположенной за Дином, — там поселился преподобный Джордж Лефрой с женой Анной и тремя ребятишками. Его жену соседи сразу прозвали «мадам Лефрой», отмечая таким образом как происхождение ее супруга от французских протестантов-гугенотов, так и ее собственную незаурядность, — Анна пользовалась репутацией ценительницы поэзии, знатока Мильтона, Поупа, Коллинза, Грея, «поэтических пассажей Шекспира». Она и сама писала стихи. Красивая и умная, с прекрасным чувством юмора, она разительно отличалась от приземленных жен окрестных сквайров. Она любила приемы и балы и вызывала «оживление в любом обществе, в котором оказывалась». Эти слова принадлежат ее брату, но отражают общее мнение. Анна элегантно одевалась, ее волосы были всегда красиво причесаны и припудрены, с лица не сходила приветливая улыбка. И она не позволяла детям или домашним заботам отвлекать ее от приятных разговоров о новом стихотворении или пьесе. «Мадам Лефрой» скоро сделается любимой наставницей Джейн Остин. Девочка будет ею искренне восхищаться и именно к ней бежать за советом или ободрением. Анна всегда находила для Джейн время — «идеальная» мать, которую легко было предпочесть собственным, столь обыденным родителям…

Видимо, 1784 год восьмилетняя Джейн провела дома. Теперь она была в состоянии прочесть любую книгу с полок отца. Она выучилась читать и по-французски (возможно, благодаря урокам у миссис Коули). Об этом говорит принадлежавший ей том «Fables choisies» [29] «Избранные басни » (фр.). с ее именем и датой: «Декабрь 1783». На форзаце книги ее брат Фрэнсис пробовал писать свое имя с разнообразными росчерками и завитушками и какой-то усталый ученик — может быть, сама Джейн — нацарапал: «Хорошо бы уже закончить», а еще, крошечными буквами: «Мама сердится папа ушел» (вероятно, отклик на события дня в приходском доме).