Николай Надеждин - Юрий Гагарин

Размышляя над судьбами Королёва и фон Брауна, невольно приходишь к выводу, что первый достиг своей вершины вопреки обстоятельствам, а второй – благодаря им.

Абсурдное обвинение изменило характер Сергея Павловича. После лагеря он стал циником, пессимистом, утратил веру в людей. С таким настроением трудно двигаться вперёд, трудно достичь той грандиозной цели, которую он поставил перед собой. Королёву всегда приходилось преодолевать косность чиновников, их инертность и невежество.

Фон Браун и в фашистской Германии, и в США работал в идеальных условиях. Он ни в чём не нуждался. Его программы щедро финансировались. И ему предоставляли любую технику или кадры, какие только требовались для продолжения исследований или строительства ракет.

Можно ли сравнить степень одарённости этих двух людей? Наверное, по каким-то критериям можно. Но очень трудно, поскольку оба шли шаг в шаг в одном направлении практически независимо друг от друга.

Вернер фон Браун держит в руках модель «Фау-2».

История не терпит сослагательного наклонения. Что было бы, проживи Королёв ещё лет десять? Наверное, не погиб бы Комаров – Сергей Павлович остановил бы запуск «Союза-1», зная о чудовищных недоделках. Наверное, иначе завершилась бы советская лунная программа. Наверное, мы бы продвинулись в освоении космоса дальше, чем смогли без Королёва.

Вернер фон Браун реализовал всё, о чём мечтал. Благодаря его таланту человек ступил на Луну. И все последующие достижения американцев в космосе – тоже его заслуга, поскольку в NASA работали ученики немецкого конструктора.

Два великих человека. Два титана ракетостроения. И такие разные судьбы…

Наивно полагать, что взаимоотношения внутри первого коллектива космонавтов были идеальными, хотя советская пропаганда представляла дело именно так. Все, кто летал в космос на первых «Востоках», в материалах прессы выглядели почти ангелами, людьми невероятно смелыми (что сомнений не вызывает), преданными делу партии (распространённый в те времена штамп) и своей профессии. Однако в реальности всё оказалось сложнее, как это обычно и случается в жизни…

Проходя шаг за шагом все ступени подготовки, сдавая зачёты, члены отряда космонавтов с тревогой думали о предстоящем отсеве. 14 января 1961 года государственная комиссия отобрала из двадцати прошедших подготовку шестерых, которые полетят в космос первыми. Ими оказались Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Попович и Быковский. 17 января 1961 года для них начались выпускные экзамены. Гагарин, Титов, Николаев и Попович сдали теорию на «отлично», Нелюбов и Быковский – на «хорошо». 18 января 1961 года группа сдавала практические экзамены, в том числе и по физической подготовке. Все выпускники получили «отлично».

Сергей Павлович Королёв.

По результатам экзаменов комиссия выработала очерёдность, в которой космонавты должны были лететь в космос. Она выглядела таким образом: Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Быковский, Попович. Естественно, это заключение носило рекомендательный характер и было строго засекречено, в первую очередь, от самих космонавтов. О выборе комиссии знал очень узкий круг ответственных лиц и, конечно, Сергей Павлович Королёв.

Здесь важно сделать одну оговорку. Отбор шестерых из двадцати обуславливало одно вполне обыденное обстоятельство – в Звёздном городке не было больших залов и аудиторий, где могли бы вместе заниматься 20 человек. И группу из шести лётчиков сформировали только из-за недостатка места. Это произошло летом 1960 года в самый разгар занятий.

Запомним Поповича. Вскоре ему предстоит сыграть довольно мрачную роль в судьбе своего товарища – Григория Нелюбова.

Дублёром Гагарина был выбран Герман Степанович Титов – самый молодой член отряда – на полтора года моложе Гагарина, отличавшийся от всех космонавтов сосредоточенностью, серьёзностью, молчаливостью. Он был отличным лётчиком и умел дружить. Никто не знал наверняка, как каждый из космонавтов воспримет известие о том, что первым полетит в космос не он, а кто-то другой. Титов удержался и от зависти, и от горькой ухмылки, и от укоров. Он просто радовался за друга – искренне, открыто. И лишь намёком, случайно проскакивала тщательно скрываемая обида – не на Гагарина, конечно, на судьбу.