Юрий Юрьев: Современный Крез. Дом Ротшильдов и его обитатели

Венцом спекулятивной эпопеи Ротшильдов в период наполеоновских войн явился пресловутый «биржевой удар» в связи с битвой при Ватерлоо. Наполеон, вернувшийся с острова Эльбы и вновь ставший во главе Франции, дал в июне 1815 года свое последнее великое сражение, которое закончилось полным разгромом французов. Вся Европа, затаив дыхание, ждала известия об исходе битвы, от которой зависела судьба целых государств и народов. Спекулянты-биржевики ожидали его не менее напряженно, чем государственные деятели, полководцы и дипломаты: в случае победы Бонапарта кредитные обязательства его противников, стран — участниц очередной анти-французской коалиции, немедленно обесценивались. Напротив, в случае победы коалиционных войск курс этих ценных бумаг на европейских биржах должен был резко взлететь вверх.

Новости в те годы ползли медленно. Но семья Ротшильдов давно успела оценить всю важность своевременной деловой и политической информации для торговца или банкира, а тем более для них, чьи интересы охватывали одновременно несколько стран. Поэтому в бурные, трудные и опасные времена, когда конъюнктура менялась с каждой минутой, дороги были неспокойны, а официальная почта ненадежна, Ротшильды создали собственную, частную почту. В каретах, с нарочными, с почтовыми голубями, на специальных судах отец и сыновья, разбросанные по столицам Европы, разделенные нередко линиями фронтов, могли посылать друг другу срочные шифрованные послания, помогавшие выработать наиболее выгодную общую линию поведения.

Именно эта сеть тайной связи помогла Натану Ротшильду заполучить первым в Англии бесценный номер голландской газеты, сообщавшей о поражении Наполеона при Ватерлоо. Газету провез через бушевавший Ла-Манш на рыбачьем суденышке некий Ротворт. Явившись немедленно на биржу, Натан успел скупить на огромную сумму облигации британского государства (ренту), которые несколькими часами спустя стоили вдвое дороже.

В сентябре 1812 года Мейер-Амшель Ротшильд умер. Бывший приказчик фирмы «Оппенгейм» и мелкий маклер в торговле антикварными предметами уходил из жизни как один из богатейших и влиятельнейших финансистов Европы, а в то время, следовательно, и мира. К этому моменту старая меняльная контора давно отошла на задний план. Пять сыновей Мейера-Амшеля прочно осели в разных европейских столицах: Натан — в Лондоне, Джеймс — в Париже, Соломон — в Вене, Карл — в Неаполе, Ансельм — во Франкфурте-на-Майне. Их совокупный капитал оценивался тогда в 150—200 миллионов золотых франков, что вдвое превышало активы Французского банка.

За два года до смерти их отец составил контракт банкирской фирмы «Мейер-Амшель Ротшильд и сыновья». Согласно этому уникальному документу право на участие в делах банка закреплялось только за прямыми мужскими отпрысками династии при полном исключении дочерей, их мужей, невесток и т. д. Особо предусматривалось, что представитель одной из ветвей дома Ротшильдов, который по каким-либо причинам захочет подать в суд на других, должен будет выплатить общей фирме огромный штраф. Хотя за полтора столетия, прошедшие с тех пор, фирма неоднократно меняла правовой статут, разделялась и вновь сливалась воедино, обязательство о негласной семейной солидарности Ротшильдов всегда оставалось в силе. Характерно, что из 59 браков, заключенных членами семьи Ротшильдов в XIX веке, около половины носит внутрисемейный характер: дяди женились на двоюродных племянницах, кузины выходили замуж за кузенов. Семья банкиров приобретала облик средневекового клана.

Дом Ротшильдов был тогда не просто крупнейшим частным банком Европы. По роду своей деятельности, способам обогащения, организационной структуре, он являлся олицетворением одной определенной фракции крупной буржуазии, которая занимала в первой половине XIX века господствующее положение в континентальной Западной Европе, потрясенной бурями революционных и наполеоновских войн, — финансовой аристократии, или, как ее называли во Франции, «высоких банков» (банкиры, биржевые и железнодорожные короли, владельцы угольных копей, железных рудников и лесов, часть примыкавшего к ним крупного землевладения). Именно она, эта фракция, по словам К. Маркса, «сидела на троне, она диктовала в палатах законы, она раздавала государственные доходные места, начиная с министерских постов и кончая казенными табачными лавками».

Конечно, финансовая аристократия отнюдь не брезговала участием в кредитовании торговли, казенными поставками, откупами и т. п. Но главным источником доходов «высоких банкиров» была эксплуатация задолженности государства, чьей классовой опорой оставалось в значительной мере обуржуазившееся, но все еще полуфеодальное крупное землевладение. Чтобы укрепить положение и удовлетворить аппетиты обветшалых дворянских родов, смертельно напуганных Великой французской буржуазной революцией, короли или императоры щедро сыпали в карманы помещиков обильные субсидии, создавали для них высокооплачиваемые должности при дворе, в бюрократической администрации, множили ряды войска — единственной надежды их прогнивших тронов. На все это нужны были деньги, масса денег, которые беспощадно выколачивались из налогоплательщиков. Но любой неурожай или кризис резко сокращал налоговые поступления.