С газетой «Наша страна» Юрий почти на сорок лет прервал отношения, «вдрызг разругавшись», по его словам, с Левашовым-Дубровским. О причинах трудно судить: может быть, несогласие с редакционной политикой Левашова, может быть, из-за финансовых претензий. Не проявлял Джордж интереса и к жизни Русского Зарубежья. Объяснял это просто: «Устал от всего этого, эмигрантского… Ещё с тех времен, когда батька бился об лёд, пытаясь переставить эмиграцию с одних рельс на другие. Старая русская эмиграция, в особенности закостенелая правая, как считал батька, больше портила, чем помогала. И поэтому он поставил свою газету в самом начале в Софии, Болгарии. Парижская эмиграция совершенно тогда прогнила к чертям. И батька это пытался расчистить. Он это назвал „обезвздориванием“».
Терпеливые уговоры Инги всё-таки побудили Юрия сесть за воспоминания об отце. В «Нашей стране» были опубликованы фрагменты: об отце, Тамочке, счастливой жизни в Салтыковке. Всего Юрий успел написать около сотни страниц. Но завершить воспоминания не успел. В середине 1994 года, когда он находился в домашней сауне, с ним случился инсульт. Юрий потерял сознание, долгое время пролежал один в жарко натопленном помещении, получив сильнейшие ожоги. После этого несчастья он не восстановился ни физически, ни интеллектуально. Инга самоотверженно ухаживала за мужем последние годы его жизни, зная, что излечение невозможно.
Последняя выставка Юрия, организованная Ингой, прошла в октябре 2000 года в Роаноук-колледже (в Салеме, Вирджиния). Она была названа «Двигатели и потрясатели» и посвящена выдающимся политикам XX века. В их число Юрий Солоневич, возможно, намечал включить и других, но успел выполнить фигурные изображения в рост только четверых: Гитлера, Черчилля, Мартина Лютера Кинга и Джона Кеннеди. Портреты приводились в движение моторчиками и кружились друг против друга, каждый сам по себе, в своем ритме, на своём участке «территории».
Юрий Иванович умер 21 февраля 2003 года от сердечного приступа. В газете «Роаноук таймс» была опубликована статья «Художник, обречённый на пожизненные поиски свободы». «После восьмидесяти семи лет Джордж Солоневич наконец-то свободен» — это первая фраза прочувствованной статьи, в которой жизнь художника была представлена как «перманентное бегство от коммунистов, политических преследований, лагерей и несвободы» [231] В некрологе, опубликованном 28 февраля, не обошлось без драматических преувеличений. Автор, например, написал, что в пятилетием возрасте Юра был брошен в тюрьму (вместе с родителями), в которой провел три года (имеется в виду одесский эпизод 1920 года). Неверна также информация, что Юрий после ареста в 1933 году на Мурманской «железке» просидел 18 месяцев в «одиночном заключении».
.
После смерти Ивана Рут переехала в Нью-Йорк, поселилась в Манхэттене. Совмещала работу в госпитале и учёбу в университете на факультете психологии. Выйдя на пенсию, переехала в Роаноук, чтобы быть поближе к «своей семье». Последние годы жизни она жила в доме для престарелых «Брэндон Оукс», персонал которого любезно помогал ей вести интернет-переписку с исследователями-солоневичеведами. Её часто навещала Инга, и за чаем у самовара они в который раз всматривались в старые фотографии, вспоминая о прошлом, которое, если не слишком вдаваться в подробности, было не таким уж безнадёжно тяжёлым.
Рут решительно защищала память о муже, если до неё доходила информация о попытках оклеветать его имя. Именно так было, когда американский исследователь Лакер выпустил книгу о «Русском фашизме» и причислил Солоневича к лидерам этого политического течения.
К сожалению, Рут стала косвенной виновницей того, что значительная часть архива Ивана Лукьяновича была безвозвратно утрачена. Юрий Солоневич так рассказал об этом: «Моя мачеха, немка, когда переехала из Уругвая в Нью-Йорк, привезла с собой большой ящик, деревянный, полный всякой всячины. Там были и рукописи, и полные комплекты „Голоса России“ и „Нашей страны“. Там была масса материала… Во время одного из переездов с одной квартиры на другую оставила этот ящик в подвале у знакомых. Через год в этом месте было наводнение, и когда она пришла за своим ящиком, ей сказали, что всё выкинули, потому что всё замокло и стало вонять. Так что ничего из этого ящика не осталось. Это великая потеря, потому что там были вещи бесценные» [232] Солоневич Ю. Вспоминая батьку.
.
Нужно ли напоминать, что Иван Солоневич больше всего дорожил своим архивом: записными книжками, заметками на клочках бумаги, незавершёнными произведениями, уникальными фотографиями, письмами, которые приходили к нему со всего света от соотечественников, живущих по нансеновским паспортам. Он выручил архив, когда тот был «арестован» болгарской полицией после взрыва в редакции, спасал его от «внимания» гестапо в Германии, оберегал его во время бегства из Померании, когда каждый лишний килограмм «бесполезного» веса на повозке мог стать роковым для «тягловой силы» — лошадки, измождённой зимней дорогой и отсутствием корма. Пережил архив Солоневича годы английской оккупации, путешествие через Атлантику, Аргентину и Уругвай.
Читать дальше