Константин Сапожников - Солоневич

За время отсутствия Солоневичей их вещи с «дачки» исчезли, даже матрацы. Всё тот же неутомимый Рабинович пригнал грузовик и погрузил на него незамысловатые пожитки. Лишь железные скелеты кроватей уныло жались по углам да обрывки обоев шевелились на сквозняке, — снова искали тайники с драгоценностями [22] В дни, когда Тамара находилась в тюрьме, ей передали известие о том, что в Харьковской тюрьме от тифа умерла её мать. Арестована она была за то, что «прятала белых». «Я помню, — пишет Тамара Солоневич, — как я буквально билась головой о стену в моём огромном горе. Всё свалилось на меня сразу. Это был один из самых страшных периодов моей жизни». …

На старое место решили не возвращаться. Сняли квартиру в самом центре Одессы, в двух шагах от Дерибасовской улицы, — две большие и светлые комнаты. Первой нашла работу знающая иностранные языки Тамара — в АРА, — органе продовольственной помощи США голодающей России (American Relief Administration). Иван, имея за плечами грузчицкую практику в Петербурге, стал своим в среде одесских докеров и вскоре подкреплял семейный бюджет не столько деньгами, сколько «бесперебойными поставками провианта». В книге «Диктатура слоя» Солоневич назвал две даты своего погружения в мир грузчиков в Одессе: 1921 и 1923–1924 годы. Видимо, когда с работой было особенно плохо, Ивану приходилось рассчитывать на свой «единственный капитал», как он обычно говорил, — на крепкие бицепсы. Особенно тяжело было в 1921 году. «За годы голода и тифов я сильно ослабел физически, — писал он, — и шестипудовые мешки приобрели несвойственную им тяжесть. Мне было очень трудно. Кроме того, наличие в грузчицкой среде человека в очках вызывало недоумение и подозрительное внимание советской полиции, — меня укрывали от этого внимания».

Воспоминания об Одессе, «интернациональном городе с южным оттенком», окрашены у Ивана Солоневича мрачными красками. По его словам, революция в этот город пришла на четыре года позже, чем в Петербург, и «главной опорой большевиков в Одессе был чисто уголовный элемент во главе с профессиональным бандитом Яшкой Япончиком». Властями предпринимались меры для подкупа городского пролетариата («допинга», по терминологии Солоневича), для чего объявлялись так называемые «дни мирного восстания», а на самом деле — повальные акции по конфискации имущества у буржуазии. Активисты должны были обходить богатые квартиры и забирать всё лишнее — от нижнего белья до мебели. Скрыться хотя бы на время было невозможно. Жителям приказывали сидеть по домам, уличные перекрёстки контролировались патрулями, а выходы из города были заперты отрядами Япончика.

Как писал Солоневич, «Одесса пережила отвратительные дни: вот-вот в вашу квартиру ворвутся обоего пола питекантропы и начнут рыться в шкафах и комодах, столах и сундуках. А вы будете стоять и смотреть — бессильный представитель вымирающего мира собственности». В то же время Солоневич свидетельствует, что пролетариат на подстрекательство к грабежу не поддался. «Дни мирного восстания» прошли действительно мирно, желающих «пограбить награбленное» не нашлось, если не считать представителей уголовного дна, портовых подонков, «шпаны» — по одесскому лексикону. Грузчики — товарищи Ивана — не пошли на «разрешённый властями» грабёж. Они пытались предотвратить налёты на квартиры запуганных людей, хотя, по портовым традициям, всегда были готовы «унести на спине, увезти ночью на лодке или вообще „национализнуть“ любым способом» всё, что «плохо лежит».

С первых дней жизни в Одессе Иван и Тамара строили планы побега из Советской России. Иван прорабатывал легальные варианты: «устроиться где-нибудь в порту, на таможне, на границе так, чтобы до заграницы оставалось несколько шагов. Но в эти места пускали людей только с проверенными биографиями. У меня не было никакого желания предъявлять свою биографию на благоусмотрение ВЧК».

Постоянная борьба за существование, выживание семьи и своё собственное — вот что определяло его тогдашнюю оценку советских порядков большевистской власти. В книге «Диктатура импотентов: Социализм, его пророчества и их реализация» Солоневич заключил: «Я не думаю, чтобы в эти годы я отличался бы выдающимися аналитическими способностями. Моё отношение к большевизму было типичным для подавляющей — неорганизованной — массы населения страны. Я, как и это большинство, считал, что к власти пришла сволочь».

Свою версию одесской жизни начала 1920-х годов дал Борис в книге «Молодёжь и ГПУ»: