Александр Майоров - Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника

Кандидатов на новую должность было пятеро — люди все достойные, такие, например, как А. Т. Алтунин, С. К. Куркоткин, Е. Ф. Ивановский. Но почему-то выбор пал на меня. Возможно, на это повлияла моя прошлая служба и работа в Египте, Чехословакии, в Прибалтике, и то обстоятельство, что я лично был известен Брежневу.

Как бы то ни было, Устинов выводил из под удара и Соколова, и Ахромеева (и, таким образом, и себя). Они, конечно, не раз приезжали впоследствии в Афганистан, так сказать для оказания помощи, для контроля — око царево!

Вот такова подоплека перестановок в нашем высшем военном звене в Афганистане.

Итак, для замены группы Соколова и аппарата военного советника Магометова решением Политбюро ЦК КПСС, или, как тогда говорили, Инстанции, создавалась мощная оперативная группа Главного военного советника в ДРА в ранге первого заместителя Главкома сухопутных войск СССР. 40-я армия продолжала действовать в составе Туркестанского военного округа и, естественно, подчинялась командующему войсками округа. Округ укомплектовывал армию личным составом, вооружением, техникой, решал все задачи тыла и обустройства, отвечал за политико-моральное состояние войск и их дисциплину. Что касается боевых действий, их планирования, организации и ведения, то теперь эти задачи предстояло решать во взаимном согласовании между Главным военным советником в ДРА и командующим ТуркВО с последующим утверждением министром обороны СССР. В то же время генералы и офицеры 40-й армии вели войну под началом своего командарма, реально подчиненного Главному военному советнику в Афганистане — как первому заместителю Главкома сухопутных войск СССР.

Конечно, все это выглядело немного путано.

Для установления нормального взаимопонимания предстоящих задач в ДРА между мной и командующим войсками Туркестанского военного округа Максимовым нам необходимо было встретиться. Такой случай представился естественным образом, когда во время перелета из Москвы в Кабул мы сделали короткую остановку в Ташкенте — для дозаправки самолета.

Юрий Павлович Максимов встретил меня радушно, с должным тактом и уважением. Мы нашли необходимый общий язык и впоследствии наше взаимодействие не доставляло нам особых сложностей.

В кабульском аэропорту у трапа самолета нас встретили Ахромеев, Табеев и еще несколько дипломатов. Большое представительство от афганской стороны подчеркивало важность прибытия в Кабул советского военачальника. Мы поздоровались с министром обороны ДРА генерал-майором Мухамедом Рафи. Он в свою очередь через переводчика представил мне главу правительства, министра экономики Кештманда, нескольких членов руководства НДПА и других министров. Встреча закончилась торжественным прохождением роты почетного караула. Афганские солдаты выглядели безупречно, но судить по ним обо всей афганской армии было бы пока опрометчивым. Вообще в аэропорту я обратил внимание на обилие внешней торжественной атрибутики, что, как правило, сопуствует не лучшему положению дел.

Оказавшись на секунду без посторонних ушей рядом с Ахромеевым, я спросил:

— Ну, что, Сережа, хреново?

— И не говори, потом сам увидишь.

И вдруг:

— Полковник Халиль Ула! — за спиной я услышал гортанный голос, обернулся. Передо мной стоял стройный, прямой как штык красавец. — Командир Центральный корпус!

— Вы говорите по-русски?

— Мало-мало.

— Да поможет вам Аллах. Но еще и — воевать по-русски!

Халиль Ула степенно ответил:

— Щюкрен. — И, подняв ладони к лицу, плавно омыл его, приговаривая: — Аллах Акбар! Аллах Акбар!

— Щюкрен, — повторил Ахромеев, — значит хорошо. Доброе предзнаменование.

— Дай-то Бог, Сережа, — сказал я.

В тот же день встречи со мной ожидал Соколов. Ахромеев предупредил:

— Возможно, будет присутствовать и посол. Но, возможно — и не будет. Это уж как Соколов решит.

И по этой оговорке мне стало ясно, что сложностей здесь хватает еще и в отношениях между нашими военными и нашим же советским дипломатическим представительством.

До встречи оставалось несколько часов, и я успел потолковать, не отвлекаясь на чаепития, с будущим начальником штаба Группы ГВС Владимиром Петровичем Черемных. Потолковать в смысле — послушать, потому что если кто кому что-то и втолковывал, так это он — мне. И стало ясно, что даже мои ожидания — а они были отнюдь не розовыми — бледнеют на фоне нарисованной начальником штаба картины. И еще Владимир Петрович мне прямо сказал: