Сергей Литвинов - Как я изменил свою жизнь к лучшему

– Это Нина Васильевна, учительница из Иркутска, – пояснил дед без задних мыслей. – Соседка по санаторию.

Бабушка промолчала, но что-то, почудившееся ей недосказанным, приняла к сведению.

Новосибирцы дядя Вася с тетей Лилей привезли бабушке электрическую плиту на ножках – по той поре большую редкость в деревне. Распаковали коробку с сюрпризом, позвали бабушку, предвкушая ликование и триумф. Она коротко вскрикнула, всплеснув руками. «От счастья», – решили довольные дарители. Плита была белоснежная, с четырьмя конфорками, с вместительной, под стеклом, духовкой в два противня…

И называлось все это великолепие «Нина».

Поздним вечером бабушке вздумалось постряпать оладушек на завтрак – опробовать подарок в действии.

– Спасибо, милые, – отказалась она от помощи невесток. – Сама управлюсь. Устану, так высплюсь днем. Зато утром ничего готовить не надо – только подогреть в масле. Спокойной вам ночи…

Плиту по ее просьбе вынесли в уличную кухню, дома было не продохнуть от жары. А утром те, кто заметил, тихо посмеивались по углам: там, где прежде красовалось «Нина», эмаль была аккуратно отбита, металл покрыт белой нитрокраской, и по трафарету выведено: «Ариадна».

Мужчины покуривали, сидя на крыльце, и, как мальчишки, фантазировали, что будет лет через тридцать.

– Коммунизм, ура.

– Через сорок лет ЭВМ будет у всех в доме, – пророчил математик дядя Вася.

– А через семьдесят…

– Девяносто…

– Сто…

Ватные волокна дыма путались в ветках берез за перилами, плыли белесыми нитями в незаметно сошедшую ночь. В ней, как бабушкины левкои, пышно распускались созвездия. Лучи звезд несли прохладу измаянной дневным зноем земле.

Понемногу широкие, крепко сработанные ступени крыльца принимали всех, кроме уснувших малышей и прабабушки Евдокии. Старушка ложилась рано, сразу после ужина и молитвы.

Бабушка тихо заводила: «Дивлюсь я на небо, тай думку гадаю…» Урожденная Шкутко, она скучала по украинским песням, хотя плохо помнила рано потерянного отца. («Бравый был хохол, шибко сало любил и меня», – вздыхала «за ним» прабабка.)

Вступали высокие женские голоса: «Чому я не сокiл, чому не лiтаю», подтягивались басовитые мужские: «Чому ж менi, Боже, ти крилець не дав? Я б землю покинув – тай в небо злiтав…»

И стихал шелест берез, смолкал в деревне собачий лай…

Чудесная музыка многоголосья заполняла ночной воздух и весь подлунный мир.

После бабушкиной «затравки» пели революционные, военные, русские народные и якутские песни.

Иногда, в особом настроении, под студенческую гитару, – цыганские романсы. Где-то далеко в глубинах наших интернациональных корней спит цыганская праматерь. По великой любви прикочевала она в Сибирь за крестьянином Вологдиным, родила ему двадцать пять детей, трое умерли, а остальных супруги вырастили в труде и благочестии. Прабабушка Евдокия, увидевшая свет при Александре III, приходилась той цыганке внучкой.

Мы сидели как мыши, не смея шелохнуться в боязни, что отправят спать, и комары справляли на нас свои вампирские пиршества. В какую-то неуловимую минуту голоса становились глуше, отдалялись… отдалялись… улетали ввысь. Бархатные звездные крылья смыкались над старым домом, над нашими головами, подхватывали, качали – ласковые крылья-руки, пахнущие домашним хлебом. Несли в сон, во вневременье, к перекрестку запредельных дорог, по которым, звеня бубенцами, вечно мчатся ямщицкие тройки и лоскутные кибитки, взметая до небес золотую, просквоженную солнцем пыль…

До того как навсегда разъехаться по городам и странам, мы, молодые братья-сестры, тоже пели, тоже перебирали семейные байки. Кто-нибудь, заходясь от смеха, непременно вспоминал: «А еще бабушка деда к плите приревновала!» Я хихикала над этим забавным случаем вместе со всеми, пока не вышла замуж. Лишь тогда мне вдруг стало понятно, что я унаследовала от бабушки не только имя.

Все те же упрямые черты характеров нет-нет да прорываются в новых порослях густо разросшегося древа. Однажды моя четырехлетняя внучка ревниво спросила:

– Бабушка, скажи честно: ты же должна меня больше всех любить, раз я ношу твое имя?..

В восемь лет я заболела золотой лихорадкой.

Вообще-то косвенно в запуске бациллы был виноват дедушка. Во-первых, я по его рекомендации прочла «Остров сокровищ». Во-вторых, дед опрометчиво проговорился, что до революции в нашей деревне проводились богатые ярмарки. В-третьих, он не учел, какой бурный всплеск моей фантазии вызовет это совпадение!