Ну, будьте, мои родные, любимые мальчики. Все время за вас волнуюсь. Крепко вас целую.
Ваша макатя
Родненькая матечка! Целый день я думаю про тебя и про Катьку. Жду не дождусь, когда привезу вас домой. Кстати, нельзя ли как устроить, чтобы хоть в окошко увидать дочь? (Еще не могу привыкнуть к этому слову – д о ч ь.) Говорят, это можно. Было бы хорошо.
Сейчас я должен передать приветы от тех, от кого забыл это сделать раньше. (Идет список из восьми строк. – А.Щ .)
Лена Смирнова сегодня принесла аптечку, правда, без соски. А мы тоже купили – с сосками. Зато в ленкиной есть отсос для молока – тоже, говорят, дефицит.
Сашка наш тоже написал тебе письмо. Но мы с ним маленько повздорили из-за одного предложения (приедешь домой – расскажем) – и наш пылкий сын выхватил свое послание и разорвал его в клочки. Сейчас стоит рядом со мной и улыбается. И просит, чтобы я сообщил его новости.
1) Он тебя любит.
2) Он ходил в кино на фильм «Пока фронт в обороне».
3) Мы купили аптечку.
4) Мы купили сгущенное молоко.
5) Привет сестре.
Мы с сыном, несмотря на разные мелкие драчки, живем очень дружно. И за эти дни подружились еще гораздо сильней. Что ни говори, день и ночь вместе.
Ну вот, золотенькая, и все. Кроме того, разумеется, что я тебя очень крепко люблю, и жду, и скучаю. В общем, для всего этого никакого листа все равно не хватит. Целую.
Твой Саня. (А Сашка говорит: «А я?!»)
Саша (сын)
Дорогие мои!
Завтра всю нашу палату выписывают, меня вряд ли. Звоните часиков в 11–11.30 – будет известно. Но уверенности никакой. Дочь наша в норме, а я врачу почему-то не нравлюсь. Настроение скверное. Последние дни здесь совсем невмоготу. Очень скучаю, очень хочу домой. Крепко вас целую.
Ваша мама Галуся
Здравствуй, мое ясное солнышко, которое что-то все не выпускают на свободу! Просись сегодня обязательно. В крайнем случае завтра. Иначе, скажи, к воскресенью мы с сыном вас с дочерью выкрадем прямо со второго этажа.
У нас все обыкновенно. Я еще не брался за наши главы «Откровенно о сокровенном». А пора. Оказывается, все же наши рожи торчат на ВДНХ. И Комитет выставки потребовал в начале августа присовокупить к ним книжку. Меня это как-то мало веселит. Именно сейчас вроде как-то не до капитальных творений. Однако же придется вершить!
Тебе приветы от Айрумяна, Жильцова, Скорятина, Приймы и т. д. Прийма, кроме того, интересуется, послала ли ты в ГДР газетки с материалом. Если нет, то он сам пошлет. Ответь.
Какие у тебя новости? Если вас не выпишут, вечером, естественно, я приду. Ждем Галину с Катериной. Целую крепко.
Твой Саня
Матечка-солнышко!
Устроили у нас летучку, и я чуть не опоздал к тебе. Даже в магазин заскочить не успел.
Завтра утром приду позднее – часов в 10. Приезжают Яковенки и тоже хотят посмотреть тебя в окошечко. Завтра же они улетают.
Видел в трамвае С. Понедельник. Она тобой довольна. Тебе много приветов, но, думаю, перечислять не обязательно.
Дома все ол райт. Не хватает лишь одной детали – Лясеньки. И самой маленькой Малясеньки – Катерины.
Крепко целую. Сын тоже.
Саня
А потом была долгожданная выписка. Она мне не очень понравилась. Я был готов к чему-то чисто семейному, камерному, что ли, а собралась неожиданно для меня целая шумная кодла очень хороших, симпатичных людей, но совсем не необходимых, и их довольство, как ни странно, было мне не по сердцу, казалось, оно разбавляет мою долго, за годы вынашивавшуюся и сконцентрированную в самые последние дни радость. Проявление их привязанности к Галине было искренним и в общем-то трогательным, но как бы отдаляло ее от меня. Получалось, я ревновал ее ко всем им!
И был, видимо, не прав. Ничто от меня не убавилось.
На другой день Галя окликнула меня. Она стояла на коленях над нашим раскинутым диваном-кроватью. Поперек него лежала наша дочь, крутя вправо-влево головой, оглядывая свой первый дом, и улыбалась. Как будто знала, что к ее появлению здесь перекрасили стены в золотисто-янтарный цвет. Казалось, она чувствовала себя царицей этого мира.
«Посмотри, какая она хорошенькая!» – почему-то шепотом сказала Галина.
Нам еще предстояло нелегко преодолевать ее послеродовую депрессию, которую мы из Ростова перевезли в Волгоград, но в моей памяти главным знаком ее материнства навечно впечатались эти ее счастливые шепотные слова: «Посмотри, какая она хорошенькая!» И как их продолжение – сказанное в тот же день: «Давай еще сделаем ребеночка! У нас же так хорошо это получилось… Тем более это так приятно…»
Читать дальше