Я невольно прислушивался к разговору Регины. Она рассказывала, видимо, подруге о смутном чувстве, с которым направляется к месту предстоящей работы. О том, что сегодня поедет с Шуркой, своим племянником, в университет, и как она рада, что он будет учиться не на их затхлом отделении, а на журналистике, где всегда столько оригинальных людей. «По крайней мере проведет пять лет интересной жизни». Так разговор Регины перетек в тему, кто из выпускников-журналистов получил какое назначение. По ее словам, повезло какому-то мэну, который поедет в Куйбышев, «к самому Разумневичу». Говорящая фамилия мне запомнилась, к тому же в речи моей тетки она тогда повторилась не один раз.
Снова с этой фамилией я столкнулся примерно через год, при переходе с первого на второй курс. При самом входе в наше университетское здание гуманитариев по ул. 8 Марта, 62, на стене была прикреплена конструкция для писем и прочей корреспонденции. Проходя мимо нее, я однажды обратил внимание, что из ячейки под буквой «Р» выдвинулось и грозит вывалиться письмо. Автоматически поправляя его, я взглянул на имя адресата и невольно задержался. Было написано: Разумневичу. К тому же почерк показался мне знакомым. Взял письмо в руки. Так и есть – от Р. Бадьиной, то есть от Регины. Из Сусумана, Магаданский край.
Я задумался. Почему она пишет в Свердловск, зная, что адресат в другом месте? Не располагает точным адресом?.. Можно ей помочь. Я пошел на нашу кафедру, застал там преподавателя Валентина Шандру и спросил, знает ли он, где сейчас обретается Разумневич.
– Володька-то? – ответил Шандра. – Я же с ним из одного выпуска. Большой человек – редактор «Волжского комсомольца».
Вот все, теперь можно… А что можно? Переслать письмо Разумневичу?.. Сообщить Регине адрес редакции? Дескать, ты, бедненькая, кое-чего не знаешь, а я вот разведал?.. И только теперь до меня, бестолочи, дошла логика ее поступка. Она не хотела, чтобы ее письмо вообще оказалось в городе, где он жил. И у нее с ним не было договоренности о переписке – тогда бы она воспользовалась почтой до востребования. Но ей в Сусумане нужно было позарез написать и отправить письмо, как поется в песне «Дан приказ…», – «куда-нибудь». И, может быть, мелькнула сумасшедшая мысль: он приедет по какой-то надобности в Свердловск и, конечно, зайдет в альма-матер…
Как тогда уязвила сердце жалость к моей тетке-подружке. Как было бы здорово ее поддержать… неизвестно в чем. И какими были бы чудовищно бестактными любые попытки помощи в чем-то, не открытом мне, но ставшем отчасти известным благодаря случаю и, может быть, вообще возникшем именно в надежде не быть никем обнаруженным. Возможно, даже адресатом…
Я следил за этим письмом – не подевается ли оно куда-то. До самых каникул лежало. В сентябре его уже не было. Но вряд ли это могло быть утешительным знаком.
…– Вы Александр Щербаков? Я Владимир Разумневич, член редколлегии «Комсомольской правды». Я остановился в гостинице «Ростов». Не могли бы вы прийти ко мне для одного разговора?
Самое удивительное – во мне ничто, как говорится, не екнуло. Будто ждал этого самого звонка.
– Конечно, смогу.
Разумневич оказался симпатичным человеком. Сразу взял быка за рога.
– Вам сколько лет?
– Двадцать семь.
– Что ж, пора заняться более серьезными делами.
– Да я не против.
– Собкором «Комсомолки» пойдете?
– Пойду. В какое место?
– Есть разные.
– Хочу сказать о важном обстоятельстве. У меня ожидается прибавление семейства. Не хотелось бы какого-то дальнего переезда.
– Так вот, кстати, Вадим Занозин, наш волгоградский корреспондент, уходит в «Советскую Россию». Давайте будем смотреть вас на это место.
– Это здорово. Но… все равно я не могу ни в чем определиться, пока не разрешится моя семейная ситуация.
– Когда это будет?
– В конце весны – начале лета.
– Ну, пока вы можете на несколько дней приехать в редакцию и пройти утверждение.
– Нет, сейчас я никуда не уеду из дома.
– Это что, так железно?
– Железно.
– Ну ладно. Мы подождем. Как только у вас случится это важное событие, позвоните в отдел местной сети и сразу приезжайте.
Вот так, в общих чертах, мы и оказались в Волгограде. Были какие-то организационные шероховатости. Редактор «Вечернего Ростова» Петр Иванович Баландин строил козни, не хотел по-хорошему отпускать, пришлось пожаловаться на него человеку по фамилии Шкиль, обкомовскому куратору «Вечерки». Зато в Волгограде получился цирк другого рода. При первом же, как бы ознакомительном визите в город я прямо в день приезда представился секретарю обкома партии по идеологии и пропаганде Алексею Андреевичу Небензе. Тот пожелал мне успешной работы. А на другой день меня разыскали и сообщили, что первый секретарь обкома Леонид Михайлович Школьников не желает меня видеть на подвластной ему земле. Когда он вскорости уехал из города-героя в Москву на повышение, у тамошних людей развязались языки, и я узнал, какой он бурбон, недаром же ему за помпадурско-чиновничью в основном жизнь дали 6 (шесть!) орденов Ленина.
Читать дальше