Валерий Кичин - Людмила Гурченко. Танцующая в пустоте

«Поединок талантливой одиночки с судьбой» – так обозначила актриса тему фильма в книге «Люся, стоп!». Ее увлекла и эта редкая возможность «играть большим куском, в котором и слезы, и счастье, и торжество, и пустота… И надо не забыть мизансцену. И надо попасть в свой свет. И надо не испортить кадр, вдруг не попав на „точку“, нарисованную мелом. И надо не забыть текст. Ого, какая там, внутри, работа! И сохранить ритм. Химия, физика, математика, космос!» И она отдалась увлекательной актерской импровизации, как всегда, азартно, но на этот раз без оглядки на вечно настороженного зрителя: имеющий сердце да услышит!

Это странный фильм – кажется, что режиссер его не контролирует вообще. Такой опытный мастер, как Швейцер, не видит опасной доверительности многих сцен, когда слишком легко спутать игру с душевным стриптизом и слишком велик соблазн перенести сыгранное актрисой на ее личность. Когда почти исчезает грань между феерией великолепного мастерства, эстетическим наслаждением от него и ощущением обнаженно-интимной исповеди, открытой для обывательских пересудов. Он наверняка даже стремился к этому, понимая, какой мощи бомбу закладывает в картину, и не очень заботился об остальном – о том, например, как неожиданно и странно смотрятся в этом монофильме возникающие в финале невнятные люди, которые просматривают «кинопробу», или невесть откуда явившаяся в кадре жующая обезьяна. Фильм более чем несовершенен, и его вообще нельзя смотреть в кинотеатре – только на телеэкране. Но если его посмотреть так же, как он снимался, – на одном дыхании, – он потрясает. Гурченко нигде более не разворачивала свое дарование так отчаянно, многогранно и полно, словно спеша доиграть все недоигранное, – иногда ее здесь просто трудно узнать.

Она в этом фильме ближе всего к тому зрительскому счастью, которое я не раз испытывал, наблюдая и слушая ее в жизни: в летучих, на миг возникающих актерских импровизациях можно за пару минут увидеть сразу с десяток персонажей, цепко срисованных с типажей из жизни, и это настоящий пир совершенного, всемогущего, торжествующего лицедейства. В фильме «Послушай, Феллини!» вот именно так, мимолетно, возникают на миг образы Феллини и Джульетты Мазины, Марчелло Мастроянни, Любови Орловой и даже Уиллиса Конновера из передачи «Голоса Америки» «Music USA» – звезд, которых она боготворит и которым дарит это свое трепетное «приношение» без особой надежды быть услышанной – «для своих»: «Я ведь ужасная обезьяна, с детства передразниваю всех». Она в этом фильме – великая клоунесса, чей диапазон – от мюзикла до трагедии.

И все это ухнуло в пропасть. Что делать с таким фильмом, никто не знал. Смотреть полуторачасовой монолог в кинозале попкорновая публика не станет. Картину показали в Сочи на фестивале «Кинотавр», но Гурченко почему-то позвали, когда фильм уже прошел, и его представила другая актриса, – Люсю это больно укололо, она развернулась и улетела домой. Показали на фестивалях в Риге и на родине Феллини в Римини, любезно предложив актрисе лететь туда за свой счет. Такого с ней еще не случалось, и во всем этом она чувствовала издевку.

А это просто утверждалась и крепла, входила в привычку эра всеобщего пофигизма. Киноискусство на глазах превращалось в разновидность шоу-бизнеса. И в роли перчатки, которую выбросили за ненадобностью, оказалось все лучшее в нашем кино. Все его навыки, наработанные за десятки лет, оказались неконкурентоспособны перед хлынувшей на экраны заокеанской продукцией: там грохотали совсем другие ритмы и бюджеты. Число снимавшихся фильмов быстро стремилось к нулю, потом их диаграмма стала напоминать температурную кривую больного тропической лихорадкой – но, уже совершенно независимо от размаха производства, эти картины почти никто не видел.

Замолчали практически все наши классики кинорежиссуры. Исчезли с экранов популярные актеры. Все недавнее как-то разом отодвинулось и стало невидимым. Гурченко теперь снова, как когда-то, в самые трудные годы, снималась в эпизодических ролях. Чтобы заработать, много концертировала. И вернулась к театру. Она тогда участвовала в нескольких антрепризах – запомнилась блистательно, бравурно сыгранная ею роль в пьесе Бернарда Слэйда «Чествование», поставленной Леонидом Трушкиным в Театре Антона Чехова. Но после неудачи с «Недосягаемой» Сомерсета Моэма ушла из антрепризы Трушкина, честно доиграв гастроли. Не театральная актриса! Сама признавалась: играла плохо.