Из сестер его я больше всех знавала Арину Степановну, которая умерла незамужняя, и Варвару Степановну, которая была за Шалимовым, и, когда они были нашими соседями и жили в Песках, я часто с ними видалась. Шалимов лечил меня электрическою машиной от ревматизма 7 в руке и мне помог. Он был очень умный и ученый человек, служил секретарем в московском депутатском собрании8 и, пока был здоров глазами, занимался химией и был членом масонской ложи. Потом совершенно ослеп. Пески они продали, и я их потеряла из виду.
Еще одна из сестер, Александра Степановна, была за Порошиным, братом того, который находился при великом князе Павле Петровиче преподавателем, и ему было пожаловано имение в 300 душ за братнины заслуги.
V
В 1820 году, октября 2, я лишилась дочери Софьи; ей пошел четырнадцатый год, и более уже года была она больна сухоткой. В последние месяцы ее" болезни были три странных случая с нею, о которых доктора немало рассуждали, — она имела дар ясновидения.
Однажды Авдотье Федоровне Барыковой портниха принесла платье, лиловое, прекрасного цвета, и она за две комнаты от той, в которой лежала больная, стала примеривать это платье.
Вдруг Сонюшка говорит девушке:
— Поди и попроси Авдотью Федоровну, чтоб она платья не снимала и пришла бы в нем мне показаться; цвет платья очень хорош.
Спрашивают у больной: "Да почему же вы знаете, что Авдотья Федоровна примеряет платье; разве кто вам сказывал?".
— Нет, мне никто не говорил, я и не знала, что ей сшили новое платье, а я вижу, что цвет очень хорош.
В другой раз, ночью, она говорит сестре Анне Петровне, которая, отпросившись у игуменьи побыть у меня несколько дней, спала в Сонюш- киной комнате:
— Тетенька, вы не бойтесь меня разбудить; можете повернуться, я не сплю.
А сестра, проснувшись, хотела повернуться на другой бок, но, из боязни разбудить больную, лежит и не шевельнется, и та вдруг угадала ее мысли.
— Да почему же ты знаешь, что я проснулась? — спрашивает сестра.
— Я сама не знаю, почему, только я чувствовала, что вы не почиваете, и знала, что вы думаете.
Дня за три до кончины Сонюшки я стала собирать разные мелочи, которые хотела отправить при случае в деревню, и между прочим попались мне два Сонюшкиных подносика, и, завернув их в бумагу, я хотела было тоже положить веши в ящик; это было внизу.
В эту минуту сверху от Сонюшки идет девушка и говорит мне:
— Софья Дмитриевна приказала вам сказать, сударыня, что вы напрасно хотите отправить ее два подносика: они, может быть, еще понадобятся.
Доктора объясняли тогда эти три случая и называли их "природным ясновиденнсм" и приписывали магнетизму, который иногда примечается у слабых больных от особенной чувствительности нервов и от их возбуждения при упадке телесных сил.
Сонюшку отпевали в нашем приходе, у Пятницы Божедомской, а хоронить повезли в Горки и положили в церкви у придела пророка Даниила, возле южных дверей.
Мадам Рено неутешно плакала по Сонюшке и, чувствуя, что она уже больше не нужна в доме, так как Клеопатре было уже 20 лет, пришла ко мне и, отказавшись от жалованья, которое получала, просила остаться жить в доме, предлагая даже платить за себя. Я очень ее любила как добрую и хорошую старуху, с удовольствием согласилась ее у себя оставить и, конечно, не дозволяла ей за себя платить. Она была мне большою подмогой и часто с моими барышнями выезжала в город, делала визиты и так прожила у меня в доме до своей кончины, которая последовала два года спустя, в то время, как мы были в Петербурге, в 1822 году.
VI
Сестра княгиня Александра Вяземская более года жила уже в Петербурге со своими двумя мальчиками, Андрюшей и Сашей, которые были записаны юнкерами и готовились поступить на службу в полк Она писала ко мне и звала меня приехать в Петербург пожить с нею и вместе с тем потешить детей которые очень все грустили и об отце, и после кончины Сонюшки. В Петербурге я никогда не бывала, и мне любопытно было и самой побывать в этом пресловутом городе,9 и хотелось показать его дочерям. Брат князь Николай Семенович был в Москве зачем-то он L уговорил меня ехать.
Так я и собралась в конце августа или в начале сентября. Князь Николай Семенович поехал в своей коляске, а я в четырехместной карете- я, три мои дочери Авдотья Федоровна Барыкова и горничная; из людей я взяла Фоку да Федора.
Ехали по старой петербургской дороге, которою ездили, когда еше не было шоссе. Дорога была, как все большие трактовые дороги местами хороша, но были и очень дурные места; мосты каменные, построенные при покойной государыне Екатерине, и каменные пирамиды вместо верстовых столбов. Так как мы ехали на наемных лошадях, то останавливались где и когда хотели и по нескольку часов лишнего проводили в городах, на которые лежал нам путь.
Читать дальше