Филипп-Поль де Сегюр - Поход в Россию. Записки адъютанта императора Наполеона I

Сегюр как бы заставляет читателя пережить все эти события вместе с ним и поражаться героизму солдат двух великих армий — русской и французской, — восторгаться необычным мужеством этих людей, ужасаться жестокостям войны и содрогаться от зрелища страшных, невообразимых людских страданий.

Сегюр восхищается мужеством русских войск, описывает их как храброго и достойного противника, упоминает о «единстве идеи русских людей, защищающих свою Родину». Но в то же время он весьма уничижительно отзывается о русских солдатах, считая, что их патриотизм держался только на слепой вере невежественных крепостных крестьян в Бога, царя и господ-угнетателей. Наполеона Сегюр считает «защитником цивилизации, богатства и владений народов Юга против невежественной грубости, алчных вожделений неимущих народов и честолюбия их императора и его дворянства». По мнению французского аристократа, Россия — «дикая и варварская азиатская страна, населенная невежественным и неграмотным, грубым народом». Согласитесь, такие заявления о нашей стране не делают чести автору. Однако Сегюр упоминает и об истинных целях похода Наполеона в Россию — «остаться одному господином в Европе, раздавив Россию».

Интересно описание такого грандиозного события, как Бородинская битва, которая для французов была «битвой при Москве-реке». (Земцов В. Н. ук. соч. стр. 12).

Сегюр оценивает численность наполеоновской и русской армий примерно одинаково: «по 120 тысяч человек и 600 пушек с каждой стороны; на стороне русских было преимущество: знание местности, общий язык, общая форма и то, что они представляли единую нацию, сражающуюся за общее дело. Но зато у них было много иррегулярных войск и рекрутов». Армия Наполеона была многонациональна, но пестрота ее мундиров компенсировалась большим количеством опытных солдат-ветеранов. Сегюр весьма высоко оценивает моральные и боевые качества французских солдат по сравнению с русскими. Надо отметить, что особое внимание он заостряет на самочувствии Наполеона перед Бородинской битвой и в ходе ее. Сегюр отмечает обострение многочисленных заболеваний, ухудшение общего состояния здоровья императора, упадок сил. В ходе сражения Наполеон по этим причинам был вял, апатичен: «Черты лица его осунулись, взгляд сделался тусклым, и свои приказы он отдавал каким-то вялым голосом», это была «вялая, бездейственная кротость». По мнению Сегюра, болезнь Наполеона не могла не отразиться на его состоянии руководить войсками в ходе сражения, контролировать ситуацию и быть способным принимать вовремя верные решения.

Также Сегюр рассматривает проблему об отказе Наполеона послать в бой императорскую гвардию с тем, чтобы окончательно разгромить русские войска. По его мнению, после окончания сражения французская армия была полностью истощена и в таком «состоянии ступора» находилась и на следующий день.

О русских потерях Сегюр не упоминает ничего, за исключением пленных, количество которых он оценивает приблизительно в 800 человек. Французские потери, по мнению Сегюра, составили около 40 тысяч человек.

«В целом Сегюр попытался более или менее последовательно проследить ход великой битвы, отдавая, правда, предпочтение красочным эпизодам и допуская явные передержки в угоду драматизации событий». (Земцов В. Н. ук. соч., с. 11).

Затем следует описание Сегюром вступления Великой армии в Москву, изумление наполеоновских солдат красотой и величием древней русской столицы, напоминавшей им старинный восточный город. Вот она, Москва — конченая цель всего похода! Забыты все тяготы походной жизни, невзгоды, бедствия и лишения. Всю французскую армию охватило бурное ликование. Так, должно быть, чувствовали себя воины Александра Македонского и римские легионеры, вступая в покоренные города, западноевропейские крестоносцы под стенами Иерусалима. Надежды на скорый мир, теплые зимние квартиры и возвращение с триумфом на родину оказались несбыточными. Сегюр описывает горящую Москву, подожженную самими жителями по приказу губернатора Ростопчина. Поджог Москвы — поступок, абсолютно непонятный для французов: как можно самим предать огню, свою древнюю столицу, город, считавшийся священным для каждого русского человека?! Что это — шаг отчаяния, проявление дикости и варварства или фанатичный патриотизм? Кстати, Сегюр пишет о самом Ростопчине почти что с восхищением, он возносит его за принятие решения о поджоге Москвы, считая, что на такой поступок мог решиться только пламенный патриот своей страны и очень мужественный человек.