Не изменяется ли эта картина, когда человек принимает в себя антропософские мысли? Нет, ничего не меняется, пока он их только принимает в себя, пока он воспринимает духовную науку лишь в пассивном мышлении. Изменения происходят, когда человек начинает не просто пассивно, интеллектуальным образом, переживать антропософские истины, когда он начинает с их помощью преобразовывать все свое существо. Человек может силой своей воли внести пережитую во сне реальность в мысли во время бодрствования. «Если вы хотите стать антропософом в том смысле, что будете воспринимать антропософские идеи и не только пассивно отдаваться им, а волевым образом вносить в мысли, в чистые мысли антропософии, то, чем является человек каждую ночь во время сна без сновидений, — тогда вы достигнете той первой ступени, которую в наше время по праву называют ясновидением. Тогда вы будете ясновидчески жить в мыслях антропософии» [138] Там же.
Наследовать достоин только тот,
кто может к жизни приложить наследство.
Лишь тот, кем бой за жизнь изведан,
жизнь и свободу заслужил.
Эти, а также другие слова из «Фауста» Гете имели для меня большое воспитательное значение — для развития активности, внутренней деятельности.
Уважаемый мною, любимый учитель немецкого языка и литературы в «Патриотическом институте» в Петербурге, доктор Эмиль Шмидт, большой почитатель Гете, был самой выдающейся личностью среди педагогов того заведения. Он излучал энергию, силу воли и инициативу. Доктор Шмидт подробно прорабатывал с нами обе части «Фауста». Мы (будучи в возрасте от 17 до 18 лет) заучивали наизусть фаустовские монологи и многие другие отрывки. Каждый месяц писалось сочинение, темой которого становились отдельные особо знаменитые фразы — как, например, те, что приведены выше.
После последнего сочинения по «Фаусту» (письменный экзамен перед выпуском из института) он с сияющим видом приветствовал меня словами «Я поздравляю Вас, Вы достигли фаустовской зрелости!» Здесь я хочу выразить сердечную, теплую благодарность своему любимому учителю, который еще в юности научил меня ценить и любить Гете.
Пятнадцать лет спустя мне посчастливилось услышать лекции Р. Штейнера и увидеть его постановки сцен из «Фауста» в строящемся на дорнахском холме Первом Гетеануме, — а перед этим на уникальной, незабываемой сцене Столярной мастерской. Мне даже удалось принимать активное участие в инсценировках. В антропософии, в гетеанизме XX века, — «Поскольку этот гетеанизм, будучи продолженным, означает вхождение в антропософски ориентированную духовную науку»139, — Р. Штейнер дал человечеству в высшем проявлении то, что в начале как росток присутствует у Гете, а потом постепенно становится настоящим познанием духовного мира и что содержится как «бесконечная мудрость» в сочинении всей его жизни, «Фаусте», особенно во второй его части. "И эта вторая часть была передана человечеству только после его смерти, и человечеству придется собрать воедино все знания духовной науки, чтобы проникнуть в тайны этого великого произведения», — говорит Р. Штейнер [140] Цитата из публичной лекции, Страсбург, 23 января 1910 в GA 272 (см. прим. 22).
.
В этой книге я описываю, как проблема уравновешивания полярностей, которая занимает Гете в «Фаусте», была решена Р. Штейнером в более осознанном и совершенном виде. Его деревянная скульптура Представителя человечества является зримым воплощением этой темы. Вся его деятельность ведет к тому, чтобы установить равновесие человеческой души. Эвритмия имеет здесь важное положение и важную задачу. Я всю жизнь старалась служить этой задаче и сейчас пытаюсь со всей ответственностью посвятить ей свои силы.
Моим великим, добросердечным учителям — Рудольфу и Марии Штейнер, помощникам и спасителям от бедствий нашего времени, создателям антропософского искусства — я с благоговейной любовью выражаю свою глубочайшую благодарность за все благо, которое они мне оказали, и за доверие, которое они подарили мне.
* * *
«Важный исторический момент, момент создания нового вида искусства, первый выход в свет возвышенных, имеющих высшее духовное происхождение элементов эвритмии, описание препятствующих этому внешних обстоятельств, рассказ об атмосфере, царящей вокруг Рудольфа и Марии Штейнер, — все это живет, дышит, пульсирует на страницах книги.
Перед нами возникает картина круга людей, которые первыми восприняли новое искусство. Этих людей было не так уж много, но они были полны самоотдачи, самоотверженности, энтузиазма, развивали мужество и крепость духа в борьбе с препятствиями. При чтении этой книги у многих эвритмистов появляется глубокая тоска, желание быть участником событий того несравненного, незабываемого времени: 1912–1925 г. г., со дня создания эвритмии до смерти Р. Штейнера
Читать дальше