Василий Ливанов - Путь из детства. Эхо одного тире

А может быть, это он, не такой уж старый, с редкими рыжеватыми волосами, приглаженными на лысеющей голове мокрой гребенкой, подает нам с Лешкой Эйбоженко пиво в тяжелых стеклянных кружках в 1967 году в городе Потсдам, где мы, советские актеры, снимаемся в немецком фильме «Мне было девятнадцать» в ролях наших боевых офицеров.

И смотрит этот тип на нас недоброжелательно, прищуренными белесыми глазами.

— Вась, давай спросим его, воевал ли он на Восточном фронте? — предлагает Лешка.

— Он все равно не скажет. Такие обычно отвечают: «В Африке воевал, в Европе…»

Тип этот смотрит на меня, а я вижу Волгу и столбы белой воды, встающие впереди парохода. Простил ли я? Может, простил… Но этого я никогда не забуду.

Каждый раз, когда я смотрю старые военные хроники, слезы застилают глаза. Это слезы ярости, слезы страдания, слезы гордости за любимую нашу Родину.

Да, это мы, мальчишки той Великой войны, мчимся по заснеженным полям в стреляющих на ходу танках, это мы пикируем на врага вместе с нашими героями-летчиками, это мы, невидимые вам, бежим в яростную атаку вдоль улиц пылающих городов, это мы, такие же бесстрашные морские десантники, прорываемся к родным берегам среди встающих к самому небу водяных столбов вражеских взрывов. Это мы… Это мы…

И пусть вы не видите нас, но мы там, где поднимают на куполе берлинского Рейхстага священное знамя Победы!

Вы ошибаетесь, если такому не верите. Если бы вы могли заглянуть нам в души, вы бы поняли, что мы чувствуем себя такими же ветеранами Великой Отечественной, как и наши, воевавшие с оружием в руках, старики. Слава им, но и нам — слава! И в этом нет никакого преувеличения. Боже, спаси и сохрани наши детские солдатские души!

После нашего возвращения в Свердловск у моей сестры Наташи, а вместе с ней и у меня, началась удивительная жизнь.

В Свердловск эвакуировали Московский зоопарк. Малочисленным сотрудникам зоопарка требовалась срочная помощь в уходе за животными. Решили привлечь к этому специфическому и ответственному делу подростков от 10-летнего возраста и постарше.

Желающих набралось достаточно. Все добровольцы получили звание «юннатов», которым очень гордились. Распоряжаться юннатами поручили Вале Богданович.

Вспоминая ее сейчас, я вижу, что это была молоденькая курносая девушка лет 18, но она уверенно и строго распоряжалась своими подопечными, и они называли ее «тетя Валя». И хотя обязанности были распределены между юннатами так, чтобы каждый знал, над каким именно животным «шефствовать», все юннаты гурьбой носились между клетками и вольерами, помогая друг другу.

Хищников — двух львиц, тигра и медведей кормили две неразговорчивые, мрачного вида женщины из местных. Им выдавались порции мяса с костями, которые они распределяли по клеткам.

Недели через две по приезде тигр сдох, и ветеринар случайно обнаружил, что в кусок мяса, предназначенный зверю в пишу, были натыканы металлические иголки. Пока несчастный зверь, отказываясь от еды, подыхал, его «кормилицы» забирали положенное ему мясо себе. Сотрудники зоопарка решили, что это мясо шло куда-то на продажу: мясо в то время было большим дефицитом. Понесли ли заслуженное наказание эти две бессердечные женщины, мне неизвестно. Но их уволили, и юннатам забот прибавилось.

По возрасту я в юннаты не годился, нос не дорос, но каждый день с восторгом шел в зоопарк вместе с Наташей и готов был выполнять любые поручения.

Парнокопытными оленями ведал паренек-москвич Валерка Итин. Оленей он кормил жмыхом и отрубями и щедро давал мне подкормиться этой оленьей пищей. Мне даже казалось, что это вкусно.

Одна из эвакуированных львиц была с львятами. Львятам было месяца два от роду, и им требовались ежедневные прогулки, чтобы они могли нормально развиваться.

Извлечение львят из клетки с львицей — это каждый раз был опаснейший цирковой номер. Клеток было две: когда львица с детенышами оставалась в одной из клеток, другая пустовала. Клетки эти разделяла дощатая стенка, внизу которой находилась, тоже дощатая, дверца. Дверца эта задвигалась, скользя по металлическим полозьям. Наверху дверцы были приделаны два, тоже металлических, кольца. Имелся длинный железный прут с крюком на конце.

Чтобы отодвинуть дверь, необходимо было просунуть прут между прутьев клетки, пропустить его между кольцами дверцы, зацепить крюком дальнее кольцо и потянуть прут на себя. Тогда дверца отъезжала в сторону, и проход в пустую клетку открывался. Но дверца была только с одной стороны разделительной стенки. И вот представьте себе: львица со своими львятами в одной из клеток. Чтобы достать львят, ее нужно переманить в другую клетку, которая пока пустая. Что для этого делается? Отодвигаем дверцу, в пустую клетку между прутьями бросаем шматок мяса на кости, так, чтобы оно легло подальше от дверцы. Львица проходит в дверцу, чтобы взять подачку. Прошла, и дверца задвигается тем же способом, что и открывалась, только теперь ее не тянут за кольцо, а просто толкают другим прутом в обитый железной рейкой бок, чтобы она отъехала в глубь клетки и перекрыла проход. Из-под прутьев клетки, где остались львята, вынимается широкая доска, перекрывающая 40-сантиметровый лаз между концом прутьев и полом клетки… И тут надо бы как в цирке давать частую барабанную дробь, потому что кто-нибудь из юннатов пролезает под прутьями и начинает передавать в этот лаз львят, одного за другим, в руки стоящих наготове сверстников.