Вениамин Вахман - В четыре утра

- Замком по морде! - усмехнулся Вышеславцев. - Так это называется?

Но Ведерникову было не до шуток.

- Да, совершенно верно! Как вы угадали? Арестовал меня заместитель командира по морским делам, Венкстрем. А в Петрограде принял под расписку какой-то пьяный тип, по манере разговаривать подражающий гвардейскому грассированию, этакому, знаете, неинтеллигентному растягиванию слов с проглатыванием согласных.

- Авдеев! - выкрикнул Цыганов, сидевший возле двери. - Бывший жандармский ротмистр. Это уже выяснено.

- Видите, какая прелестная компания, - серьезно сказал Вышеславцев. - А догадаться было нетрудно. Кто, кроме человека, люто ненавидящего новые порядки, придумает для себя такое шутовское название своей должности? Для этого надо презирать всех окружающих, надо ни во что не ставить советских работников, надо считать всех профанами. Мы на этого "по морде", ставленника Зиновьева, обратили внимание сразу, как только он прибыл и наклеил на двери своего кабинета собственноручно начертанное название своей должности.

Ведерников выглядел очень утомленным, больным, и Вышеславцеву хотелось поскорее отпустить его. Но предстояло выяснить еще один вопрос.

- Скажите, вы когда-нибудь слышали о таком человеке? Зовут его Яков Захарович, фамилия Лямин, работал он мастером на судостроительном заводе.

Ведерников вдруг начал краснеть. Краснел он мучительно и при этом смущенно улыбался.

- Якова Захаровича я знаю отлично. Только он не просто заводской мастер, он обер-мастер. Он лучший из всех мастеров. Но мне с ним не повезло. Знаете, в классах Морского училища "хорошим тоном" среди мальчишек считалось пренебрежение техникой. Мы, мол, будущие офицеры, наше дело командовать с мостика, а в машине пусть возятся "духи" - машинисты и инженерия офицеры-техники. Механики - это черная кость, до каких бы чинов они ни дослужились, им не дано командовать кораблем. Я по молодости тоже так считал. Но корпусное начальство уже начало смотреть на дело иначе. После русско-японской войны корабли стали сложными инженерными сооружениями, морские офицеры обязаны были приобрести хотя бы самые элементарные технические сведения. Поэтому выпускные экзамены по корабельной архитектуре мы сдавали не в классе, а на заводе, непосредственно на достраивающихся кораблях. Я учился хорошо, умел читать чертежи и рассказывал о "наборе" корабля довольно толково. А потом мы пришли на этот корабль, спустились вниз, и преподаватель попросил сличить чертеж с тем, что мы видим. Я уж не помню почему, от волнения или по какой-нибудь другой причине, но отвечал я, стоя под лампочкой и разглядывая чертеж. И преподаватель, тоже, видимо, уставший, стоял рядом и одобрительно кивал. Вдруг кто-то осторожно взял меня за рукав, повернул и направил вперед луч электрического фонаря. И тут оказалось, что набор корпуса строящегося эскадренного миноносца имеет значительные расхождения с типовыми чертежами. Головной корабль серии во время испытаний показал недостаточную прочность, и остальные корабли этой серии стали строить с дополнительными креплениями носовой части. Но я этого не знал. А язычок у мастера был острый, как бритва, и разрешалось ему много. Словом, один из гардемаринов стал в этот день мишенью для общих шуток. Встречались мы и потом, и каждый раз ехидный старик не упускал случая меня поддеть, хотя, в общем, отношения у нас были хорошие.

- Когда вы его видели в последний раз? - задал вопрос Лапшин.

- Я его видел здесь, в Кронштадте, у нас в дивизионе. Он зачем-то приходил к комиссару дивизиона Янису. Видимо, они кончили беседовать и поднялись наверх. А я и командир дивизиона Аненков в это время были в рубке. Я пришел с какими-то деловыми бумагами. И, знаете, мне не захотелось попадаться на глаза Якову Захаровичу. Узнав, что я командую кораблем, он бы, наверное, извел меня своими не особенно остроумными шуточками.

...Как только за командиром "Гориславы" затворилась дверь и смолкли его шаги в глубине коридора, Лапшин взорвался.

- Вот субчик! Так я ему и поверил, что он, взрослый человек, командир корабля, испугался насмешечек! Ведь это липа! Неприкрытая липа! Просто им надо было убрать Якова Захаровича, и все. А ты еще вежливо просишь его побыть несколько деньков у нас или лечь в госпиталь на усиленные харчи.

Вышеславцев постучал тупым концом карандаша по столу.

- Спокойно, товарищ Лапшин, спокойно. Мы подходим к одному и тому же делу с разных концов. Ты - с позиций классового чутья, а я - логически. Но в нашем деле нужно и то, и другое: и логика, и классовое чутье. И талант, если хочешь знать. Особенный талант в разгадывании людей. Вот садись-ка, и потолкуем. Ты видел, как убили Якова Захаровича, ты это переживал, и ты более непримирим, чем я. А теперь давай логически. Чем мог напугать этот бедный старичок заговорщиков?