Ронни Вуд - Ронни. Автобиография

Я понял, что у меня появился шанс выступить тем вечером потому, что я стал членом банды. Оказывается, Тедов игрок на стиральной доске в тот день заболел, а скиффл нельзя играть без стиральной доски. Мне было 9 лет. Мы играли в перерыве между двумя фильмами с Томми Стилом. Я очень нервничал, когда выходил на сцену, но когда оказался там, лишь только начав водить по своей стиральной доске и почувствовав волнительное присутствие публики, понял, что это — очень неплохая работка.

Арт очень любил ритм-энд-блюз, а Тед — традиционный джаз, так что я вырос на «Jug Stompers» Гаса Кэннона и Поле Уайтмене, Лидбелли, Биксе Байдербеке, Сиднее Бекете, Джанго Рейнхардте, Луи Армстронге и Чаке Берри (которого я много позже узнал как одного из самых величайших безумцев на планете). Это был чудесный винегрет из влияний.

Арт купил мне первый пластиночный проигрыватель — серо-бордовый «Дансетт». Это была современная технология — у него был выгнутый тонарм, с помощью которого можно было ставить сразу несколько пластинок, и они автоматически проигрывались, одна за другой. Правда, довольно часто две или три пластинки падали на диск проигрывателя одновременно. Но «Дансетт» мог проигрывать диски на 45, 33 и 78 оборотов (последние моя мама называла «на 79 оборотов»). «Дансетт» стал для меня дверью в мир саунда. Арт купил мне и первые пластинки — среди них «Great Balls Of Fire» («Огромные огненные шары») Джерри Ли Льюиса.

Первой же записью, которую я купил, были большой Джо Уильямс с Каунтом Бейси. Элвиса я узнал благодаря своему кузену Дуги, который пришёл ко мне с «Hound Dog» («Гончая») и «Blue Suede Shoes» («Голубые замшевые ботинки») и немедленно поставил на проигрыватель. На «Дансетт» я также услышал первые пластинки с затуханием в конце. Это была «I’m Walking» («Я хожу») Фэтса Домино. Её принес кузен Рекс. Он трагически погиб всего несколько недель спустя в возрасте 8 лет, когда на фабрике, где он работал, взорвался бак с кислородом. Да… те годы были нездоровыми и небезопасными.

По легенде, Фэтс написал эту песню, когда попал в автокатастрофу, и один фан воскликнул, увидя его: «Вот Фэтс, и он ходит!» Фэтс подумал про себя, что да, я хожу, и сочинил эту песню. Вся штука была в том, что она кончалась не так, как все те песни, которые мы слышали ранее — она просто «пропадала». Я как сейчас вижу мою маму и Рекса, склонившихся над «Дансеттом» и приложивших уши к встроенному громкоговорителю на его передней панели — они не переставали удивляться, куда же «утекла» музыка. И я как сейчас помню, как мама сказала Рексу: «Забирай-ка эту пластинку и поставь ту, которая заканчивается нормально».

Пока Арта не призвали в армию в 1955 г., мы не знали о Фэтсе ничего. Это случилось после военных сборов, когда Арта послали служить в Дивайзы. Мне казалось, что мой старший брат отбыл куда-то за границу, хотя это было всего-навсего в Уилтшире, недалеко от Стоунхенджа. Но для меня эти места были другой стороной планеты, так как теперь наш дом опустел. В армии Арт, лишь только услышал Фэтса по казенному джукбоксу, то создал скиффл-группу под названием «Blue Cats» («Голубые коты») — он твердо решил, что будет петь как Фэтс.

Тридцать лет спустя, когда я познакомился с Фэтсом, он показывал мне свой дом в Новом Орлеане, и в его спальне был точно такой же серо-бордовый «Дансетт», как и у меня.

В Йивсли был магазин пластинок под названием «Фрэнклин’с», у Теда в нем был открыт кредит, и так он купил все свои джазовые пластинки. Когда Арт, вконец разбитый, пришел из армии, он выбирал диски, какие были ему нужны, и списывал на счет Теда. А пять минут спустя их стаскивал я.

Все знали, что я интересуюсь музыкой с младых ногтей, и просто горю желанием выучить аккорды. Друзья моих братьев Лоуренс Шифф и Джим Уиллис оценили это рвение и с радостью нарисовали линии-струны и лады на листе бумаги для меня, нанеся маленькие точечки на линии, чтобы я знал, куда совать свои пальцы на гитаре. Я все время носился с этой бумажкой, и таким же манером я начал учить своего сына Джесси. Они разрешили мне тренироваться ни их гитарах, пока Арт не дал мне инструмент, на котором можно было экспериментировать. Я думал, что она стала моей, и не знал, что это была гитара его товарища Питера Хейеса, который жил вниз по кварталу. Никто мне и не говорил, что Питер просто одолжил её Арту. Я только-только привык к ней, как вдруг Арт сказал, что дескать, извини, но её нужно отдать. Я подумал, что у меня никогда не будет своей гитары. Как же я канючил и приставал к Арту и Теду, чтобы они купили мне гитару!.. И вот она появилась — замечательная акустическая модель, правда, струны были натянуты на грифе немного высоковато, так что я ранил себе пальцы, когда играл. Моим рукам пришлось реально мириться с мозолями и судорогами, так как я не собирался позволить боли прекратить укрощать мою новую питомицу. Когда Арт вручил мне её, то сказал: «Её не придется отдавать. Она — твоя».