Виктор Притула - Кампучийские хроники

И встал я под тёплый душ из холодной воды, которой не бывает в городе Пномпене. Здесь всё очень тёплое. Водка, пиво, женщины! Вода под душем!

Часов в восемь утра, сидя на веранде, я увидел Муя на велосипеде. Конфиденциальный драйвер, он же мой персональный соглядатай доложил жалостливым голосом, что ночью его остановил вьетнамский патруль, ибо был комендантский час. Муя арестовали, машину тоже. «Совсем нас ГАИ не уважает!».

Потом Муя отпустили. Машину увезли. Куда? Как?

— Очень плохо, месьё Виктор! Очень, очень плохо!

Даю Мую сто риелей за моральный ущерб. Спрашиваю, что будем делать дальше?

— Дальше? Приедет Сомарин и доложит месьё Висало. Кто такой месьё Висало? О, месьё Висало — шеф кампучийского УПДК, ба-альшой человек! Любой вопрос решит.

В девять утра появляется на горизонте Александр. Бледнее бледной тени. Пьёт пиво с жадностью распятого на кресте раба. Потом приезжает Сомарин. Долго цокает языком. Уверен, он всё уже знает. Смеётся.

— Нет проблем, месьё Виктор. Они сладкие?

— Кто?

— Швейцарские мадемуазели…

— Как шоколад!

Саша смотрит на меня с нескрываемым ужасом.

Месьё Висало после подношения даров похлопотал, и машину нам вернули. А может быть её и не арестовывали. Муй ведь великий хитрован. Мы его в тот вечер забыли. Он нам и устроил кузькину мать, чтоб чёрный понедельник действительно стал чёрным.

… Моя маленькая забавная девочка из «Красного Креста». Ты не смогла понять, что я не любил тебя. Просто случился у нас с тобой чёрный понедельник, и ничего более.

— Адьё, ма фий!

На дворе июнь 1980-го. Странная заминка с выдачей виз. Странная заминка с приобретением билетов. Лететь мы должны были самолётом «Аэрофлота» до Ханоя. Потом из Ханоя самолётом «Вьетнамских авиалиний» до Пномпеня. Кроме вьетнамцев в аэропорту Почентонг могли садиться только «чартеры» гуманитарных миссий из Бангкока. В Кампучии продолжалась партизанская война.

Я не понимал в чём дело. Почему нас держат?

Объяснилось всё на месте в Пномпене, месяц спустя.

Нам было негде жить!

Когда мы с Пашкой, наконец, попали в Пномпень, встречавший нас «коллега», завбюро ТАСС Михаил Собашников (из «ближних»), отвёз нас в одну из двух существующих в городе гостиниц, когда-то респектабельный отель «Монором», сплошь забитый ныне сотрудниками Красного Креста, ЮНИСЕФ и других ООНовских и международных благотворительных организаций, среди которых процентов 70 были профессиональными шпионами.

Таким образом нам, с трудом, как сказал Миша, достался провонявший застарелыми фекальными запахами из находившейся под нами во дворе-колодце служебной уборной, крошечный номер с широкой двуспальной кроватью под москитной сеткой и лениво месившим сорокаградусную жару потолочным вентилятором.

— Хорошенькие апартаменты, шеф, — сказал Пашка, бросая свое двухметровое тело на тревожно заскрипевшую под ним кампучийскую кровать. Он был здоровенный молодой детина, полный сил, энергии и желания спать в любое время дня и в любом месте. Ночью он засыпал поздно, как всякие совы и профессиональные фотографы.

Жить в этом номере было одно и тоже, что жить в сортире. В то время это словечко, брошенное нашим любимым президентом, и нынешним национальным лидером, ещё не было в ходу среди людей, считавших себя интеллигентной публикой.

На встрече с «временным поверенным» Юрием Казимировичем Шманевским («Чрезвычайный и Полномочный» Моторин находился в Союзе в заслуженном отпуске), к которому нас отвёз на своём роскошном, как нам тогда казалось, «Мицубиси» корреспондент ТАСС из «дальних» Василий Старшинов, я со свойственной мне большевистской прямотой сказал исполняющему обязанности главы советской миссии в Пномпене, что может, пару дней мы ещё и проживём в общественной уборной, однако, чуть позже, скорее всего, загнёмся. В это время у Пашки случился приступ острой диареи, и суровому Юрию Казимировичу пришлось срочно затребовать дежурного коменданта Володю Витуса, дабы проводить оператора корпункта Гостелерадио СССР в НРК в посольский туалет.

Посольство СССР в НРК летом 80-го года временно размещалось в резиденции советского посла, симпатичной вилле в псевдовикторианском стиле, которая в свое время служила резиденцией австралийскому послу. Вселяться в помещения бывшего посольства СССР в Пномпене наши дипломаты не стали. Очевидно из суеверия.

Юрий Казимирович до начала своей дипломатической карьеры был моряком, ходил, как утверждала молва, на торговых судах по морям-океанам. Мужчина он был крупный и решительный.