Виктор Притула - Кампучийские хроники

Возможно, это прозвучит кощунственно, но нам необыкновенно повезло. Каждый сюжет, как откровение. Мы открывали для себя и для мира Кампучию-Камбоджу, страну, пережившую три нулевых года.

Мы перестали обращать внимание на трудности быта.

Привыкли к тому, что пот струился по нашим телам 16 часов в сутки. И только скупые семь — шесть часов сна в комнате с дышащим на ладан кондиционером были временем релаксации.

Мы были молоды, амбициозны.

Мы были готовы работать от рассвета до заката.

Но где сегодня отснятые Пашкой километры киноплёнки?

Где все эти сюжеты, которые сделали нас тогда известными? Героями на час!

Говорят, газета живёт один день. А сколько живёт сюжет в программе «Время»? Те полторы-две минуты пока он идёт в эфире? Пять минут в «Международной панораме»?

Весь мой архив однажды пропал. Пропали эфирные тексты, газетные и журнальные публикации посткампучийского периода.

Но если печатное слово можно раскопать в библиотеках, то закадровые тексты к телерепортажам из Кампучии оказались безвозвратно утеряны.

Как мне восстановить тот период кампучийской жизни?

Сегодня я пытаюсь делать это по памяти, но ведь прошло почти тридцать лет.

В 1981 году многое из того времени ещё жило в памяти, мне удалось отразить в паре-тройке очерков в журнале «Вокруг света».

Сегодня я вижу в них неизбежную дань идеологии, которая пронизывала даже такие издания, как журнал путешествий. Но в те времена мне казалось, что я совершаю нечто важное. Потому что одно дело писать закадровый комментарий к телевизионным сюжетам, в котором главное всё же картинка, и совсем иное, — описать то же самое, опираясь лишь на запечатлённое памятью.

Приведу небольшой отрывок из зарисовки, опубликованной в начале 80-х в одной из московских газет.

«Никогда я не видел столько неразорвавшихся мин и снарядов. Первая мина, найденная в рисовом поле месяца через три после приезда в Кампучию, бросила в дрожь, но мне объяснили, что такие мины обычно уже обезврежены. Разве что когда крестьяне выжигают стерню прошлого урожая, разнесется в знойном воздухе страшное эхо войны. Эта смертоносная железка тоже была без взрывателя.

Как-то ночью, сразу же по приезде в Пномпень, мне приснилась дорога с мертвыми деревьями по обочинам. Дорога казалась бесконечной. А утром мы поехали в Прейвэнг, и деревья вдоль дороги были действительно мертвы. Их подпилили у основания.

— Они убили деревья, потому что боялись, — сказал тогда наш кхмерский куратор, переводчик и гид Сомарин.

Содеянное полпотовцами казалось нелепостью, но они действительно боялись. В тот последний год они боялись всего. Народа, который предали; тишины, готовой в любой момент взорваться выстрелами патриотов; деревьев, которые могли укрыть повстанцев… Даже в Пномпене, из которого выселили всех жителей, главари режима не чувствовали себя в безопасности. Они почти никогда не жили в правительственной резиденции Чанкормон, а Пол Пот и вовсе не показывался на людях. Никто не знал, где живет этот верховный палач, искавший истину в неуемном садизме. И сегодня неизвестно, где скрывается этот убийца, приговоренный за свои преступления народно-революционным трибуналом НРК к смертной казни. У въезда в бывший город Кампонгспы, когда-то единственный крупный населенный пункт по дороге в морской порт Кампонгсаом, тишина была такой же тяжелой, как и по пути в Прейвэнг. По разбитому мосту через речку Тноут мы проехать не могли и, оставив машину, пошли по дороге, некогда оживленной, но сейчас абсолютно безжизненной.

Мы стояли посреди главной улицы. Она была самая длинная и самая широкая в этом бывшем городе. И главное — еще не успела зарасти травами. Все другие улицы города быть улицами уже перестали.

— Почему люди не вернулись в Кампонгспы? — спросил я Сомарина.

— Думаю, некому сюда было возвращаться, — сказал он, — да и некуда…

Наполовину развороченный трехэтажный дом стоял, словно разрезанная тупым ножом коврига. Он уже пророс деревцами, которые торчали отовсюду. Другой дом зиял пустыми глазницами окон, у третьего провалилась крыша. Во дворах — изъеденные ржавчиной остовы автомобилей, водопроводные краны, из которых уже никогда не потечет вода, высохшие колодцы, засыпанные палой листвой…».

Сегодня я вижу массу несуразностей в этом тексте. Во-первых, зачем «красным кхмерам» было пилить деревья вдоль дороги? Скорее это могли сделать бойцы ВНА, чтобы колонны бронетехники не нарвались на засаду. Во-вторых, мне до сих пор не ясна трагедия провинциального центра Кампонгспы. Армия Пол Пота не жила в городах. По своей сути это была крестьянская армия, для которой всё городское было чуждо.