Валентин Аккуратов - Право на риск

— Вываливайтесь! — закричал Махоткин. — Ветер машину тащит!

Выскочили, да не устояли на ногах. Пурга сбила. Снег будто кляпом запломбировал рот, нос, глаза ничего не видели. Повернувшись к ветру кормой, с трудом поднялся на четвереньки. Рядом барахтался Ивашина, потом и Махоткин. Пилот тыкал рукавицей вверх, где едва угадывалась голубизна неба; а кругом бесновалась снежная кутерьма.

Я понял, что надо дать знать Водопьянову, как садиться. Мы-то теперь на своей шкуре разобрались в направлении штормовых порывов. Но как сообщить об этом Водопьянову? Полотна посадочного знака на таком ветрюге не расстелешь, костра не запалишь, да и не из чего.

Махоткин опять дирижировал руками, только непонятно, чего хотел. Потом он погрозил кулаком, как мне показалось, махнул в сторону и лег на снег. Первым догадался о приказе Ивашина. Бортмеханик подобрался к Махоткину и ткнулся головой ему в бок. Мне оставалось удлинить «ножку» Т — посадочного знака из живых тел.

Командир приземлился благополучно.

Пока мы лежали на снегу, изображая посадочный знак, пурга уволокла наш самолет метров на тридцать. Его силуэт едва различался в дымовой завесе метели. Мы догнали его и превратились в живые якоря. При очень сильных порывах наших сил и веса тел недоставало, и машина волочила нас по насту. Тяжело груженный биплан било ветром по крыльям, и, попадись на нашем пути солидный заструг, аэроплан могло перевернуть, обломать крылья.

С полчаса дрались мы с пургой. Потом к нам на подмогу прибежали люди, дружными усилиями оттащили машины на стоянку и закрепили. Мы едва переводили дух, окоченели, были здорово злы. Лишь в тепле домика оттаяли телом и душой. Ведь в Амдерме после отправленного штормового предупреждения, которое мы не получили из-за неполадок со связью, никто не ждал нас.

Погода задержала нас на несколько дней. Мы провели их не без пользы для дела: наладили производство дымовых навигационных бомб. В Москве их достать не удалось, а без черных шлейфов пришлось бы каждый раз одному из экипажей рисковать при посадке на лед, а потом телами изображать посадочное Т. Дымовые бомбы позволяют не только определить истинное направление ветра, но отчасти и его скорость, а также визирную точку при посадке — вещь немаловажную в условиях белого безмолвия, в котором глазу зацепиться не за что.

Подумал я и о дальнейшем улучшении навигационного хозяйства. На маршруте к Амдерме обычные авиационные компаса врали немилосердно. Их расхождения доходили до сорока трех градусов. Так и не раздобыв солнечного компаса, решил соорудить солнечный пеленгатор. Штука получилась примитивнейшая, но падежная, не зависящая ни от какого магнитного склонения и прочих причуд геомагнитных полей у полюса. На капот мотора я приделал круг, разбив его плоскость на румбы и градусы. В середине круга укрепил штырь, который отбрасывал тень на деления. Мы летели на север. Солнце там светит круглые сутки, во-первых. А во-вторых, мы подбирали для полета такое время, когда солнце находилось на северной стороне неба. Летчику достаточно было выдерживать курс по показанию тени от штыря на разрисованном круге, чтобы идти по прямой. Через четверть часа я вносил поправки — говорил, на сколько градусов по тени штыря подвернуть. В дальнейшем солнечный пеленгатор служил мне основным навигационным прибором. По нему можно было судить даже о поведении магнитных компасов.

Амдермовские умельцы по чертежам Бассейна, бортмеханика командирской машины, соорудили великолепные разборные легкие нарты со съемными металлическими полозьями на случай оттепели. Нарты, лыжи, запчасти для самолетов подвесили под фюзеляжи. Машины стали напоминать цыганские арбы перед кочевьем. А мы, обожженные дочерна морозом и ветром, вполне сходили за цыган.

И еще мы занимались дальнейшей отработкой маршрута. В Москве предполагалось, что мы двинемся из Амдермы вдоль побережья Новой Земли, через Маточкин Шар. Теперь же я предложил идти над Карским морем, прямо к мысу Желания.

Водопьянов посмотрел на меня удивленно.

— Мы везде спрямляли маршрут, — заметил я. — Почему бы и здесь не поступить так же?

— Ты, Валентин, уверен, что не заплутаемся? И что думает Махоткин? — Водопьянов обернулся к своему «тезке наоборот» — Василию Михайловичу.

Спокойный человек, летчик экстракласса, Махоткин вскинул брови, пожал плечами:

— Я нужен на взлете и посадке. А в остальное время выполняю указания штурмана, — и широко улыбнулся, — он не подведет. В «солнечные часы» верю.