Иван Фролов: Судьба России и “великая потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению”

Я в Университете пока могу лекции читать так, как я хочу. Но в Университете нет ни одной кафедры, ни одного курса лекций по изучению марксистской философии. Все было уничтожено. В Университете для изучения проблем человека и гуманизма в учебных курсах мои книги уже не будут рекомендовать. Потому что они — марксистские. Преподавать мне пока не запрещают. Но, если такая тенденция в области философии, идеологии будет развиваться, то все еще впереди. Но, возможно, все стабилизируется и придет в норму, потому что я не считаю, что люди, стоящие сейчас во главе нашей страны, долго продержатся.

Правда, я сейчас был в Китае две недели, читал лекции. Там я совсем в другом качестве выступал. У меня там переведены две книжки — по проблемам человека и по диалектике. Но они меня считают не марксистом, а, скорее, ревизионистом.

Тем не менее я вам должен сказать, не так все просто в Китае, с этой точки зрения. Несмотря на то, что меня считают ревизионистом, там есть мои ученики, они написали диссертации обо мне, о моих работах. Какое-то влияние я оказал на них, я сам чувствую. Например, в Пекинском университете создали сейчас Центр наук о человеке. То, что я сделал здесь. Книга «Перспективы человека» тоже издавалась там два раза.

Корр.: Была ли критика?

И.Ф:Нет, но в разных аудиториях — по-разному. Скажем, в Пекинском университете, тем более в этом Центре наук о человеке, у нас было полное совпадение взглядов и откровенные разговоры, а, скажем, в Высшей партийной школе, в партийных структурах, — там не очень. Вот, взять хоть этот учебник — «Введение в философию». Он переведен на китайский язык и мне даже показывали рукопись, но не публикуют, потому что запрещает партийное начальство, так как считают, что это не марксизм, это — ревизионизм. Они поэтому не издают.

А у нас в России — не переиздают. Новое издание не делают, потому что тоже идеологически не подходит.

Так что, видите, в каком я положении? Наши так называемые «демократы» считают, что, поскольку я апеллирую к Марксу, к марксизму, то я для них неприемлем, как «консерватор». А вот в тех компартиях, которые сейчас восстанавливаются, считают, что я — антимарксист, ревизионист. Вместе с Горбачевым.

Разница между мной и Горбачевым заключается в следующем. Я ко всему этому подходил как ученый-философ. Для меня эти взгляды — результат всей моей жизни. Я учился, искал. Я написал огромное количество трудов, где я это исследовал. Это была моя основная работа. Может быть, единственная в определенные годы работа. Я занимался генетикой, этическими проблемами, евгеникой… Работал в основном как ученый-философ. На какое-то время у нас произошло с Горбачевым соединение, и я пошел в политику. Он захотел наполнить политику философским текстом и т. д. Но Горбачев, в отличие от меня, преимущественно политик. Поэтому эти взгляды не есть дело его жизни. Хотя он искренне был убежден в этом. Но у политика и у ученого это все по-разному выглядит и по-разному воспринимается. Оказалось, что у него это все неглубоко сидит. Я это выстрадал, а он работал в Ставропольском крае, был секретарем крайкома, занимался сельским хозяйством, промышленностью. А я в это время сидел за книгами. Он же не читал ни Гегеля, ни Фромма. Он всего этого не читал. Я был нужен для того, — он почувствовал, он очень умный человек, — чтобы наполнить интеллектуализмом его линию.

Но, если брать человека, занимающегося идеями, наукой и политика, то политик за идеи на костер не пойдет. Он просто может либо модифицировать, либо переменить эти взгляды. Вот так многие и поступили. Были коммунистами, были марксистами, а сейчас — не то время.

Я только скажу, что я много-много лет вырабатывал эти взгляды, я убежден в этих взглядах, хотя многое корректирую. Но и потом у меня есть то, что я сам называю «чувством чести» что ли.

Я очень мало придаю значения форме и словам. Марксизм, социализм — это все слова. Для меня важнее суть.

Я очень люблю манеру, в какой выражал свои мысли Ф.М.Достоевский. Я сделал много работ, основываясь на литературном материале — Достоевский, Толстой и др. А у Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть один такой оборот, который мне очень нравится. Помните, Иван Карамазов говорит, что, если я отказываюсь от этого билета в лучшее будущее, то я отказываюсь потому, что, если тут на пути лежит хоть одна слезинка ребенка, я уже не могу переступить это все. Ну, короче говоря, средства имеют решающее значение. И вот Достоевский доводит мысль до крайних пределов, иногда даже до абсурда. До крайнего предела доводит эту мысль, чтобы очень сильно ее выразить. И потом, вдруг неожиданно заканчивает: «Хотя бы я был и не прав». Такая манера: все время — крайние пределы. А потом в конце: «Хотя бы я был и не прав».