Иван Фролов - Судьба России и “великая потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению”

Эта неравновесная ситуация не может сохраняться долго, потому что люди с этим не смирятся. И кто-то возобладает. То ли какой-то национал-фашизм, то ли диктаторство, то ли государство станет церковное. И тогда церковь будет нам давать эти высокие планки. Но это недолго будет продолжаться. Год, два, три. От силы. Люди, общество в целом, почувствуют, что так жить нельзя. Это недостойно человека.

А началось все это при Брежневе — вся эта грязь.

Знаете, когда научно-техническую революцию надо было начинать? Ее надо было начинать в самом начале правления Брежнева. Я ведь ему еще тогда, в 1965 году, записку подавал о необходимости развития у нас научно-технического прогресса.

1985 год. Горбачев пришел и провел, наконец, совещание на эту тему. Я оценил это как время решающих перемен. В опубликованной тогда статье я по существу уже обозначил ту политику, как я ее себе представлял, которая потом стала называться «перестройкой». Речь в статье идет о новом качестве развития, о том, что мы вступаем в период решающих перемен, которые определят облик социализма на пороге ХХI века.

Для нас, для нашего общества необходимо обновление. Обновление экономики через научно-технический прогресс и введение новой высокой технологии, микроэлектроники, биотехнологии. Обновление социальных структур, развитие гласности, демократии и т. д. Обновление связей человека с природой, экологией, т. е. введение экологического критерия. Обновление самого человека, его морали, нравственности. А для этого надо изучать человека. Я предлагал создать Институт человека, который я потом и создал. Я предлагал, что, наконец, всем этим должна заниматься партия, которая тоже сама должна обновиться. И сам человек должен изучаться. Я считал, что руководить этими переменами должна партия. И сама должна меняться. И чтобы партия была умной, гибкой, такой, как я. В этом содержится личное. Тут содержится подспудно личное в следующем: а тогда я ее приму, тогда она мне будет близкой.

И когда я получил такие знаки от Горбачева, что это все — хорошо и мы это принимаем, тогда я стал у них работать. Потому что я был в оппозиции, я же, как философ, оценивал все в основном критически. А вот тут-то возникло для меня высокое соприкосновение. Но только я себе помыслил такую партию, такую ситуацию, такого Горбачева, а через 5 лет был глубоко разочарован. А в то время был очарован. За кого-то принял его. Но я же не машина — у меня вся жизнь вот так идет: от очарования до разочарования, потом новое очарование и т. д. Это как с женщиной. Если у тебя даже не кровь, а огонь в жилах, ты можешь так полюбить женщину, что будешь считать: это — самое-самое, что нет в мире никого… Тебе скажут, что это — заблуждение. Назовут тебе тех, кто гораздо красивее, умнее, интереснее и т. д. Но это же ничего не значит для человека, который очарован. Помните, у Лескова «Очарованный странник»? Вот так некоторые люди, и я в том числе, и живут от одного увлечения к глубочайшему разочарованию, а потом опять что-то. Ну и что, это плохо? Может быть и плохо, а для меня хорошо.

Вот книга “Перспективы человека”. Я придаю ей большое значение. В те годы, когда я писал “Перспективы человека”, я был в очень хорошей форме. И к перестройке я подошел в очень хорошей форме. Если бы в то время этому человеку, который сделал эту книгу и который изображен здесь, если бы этому человеку сказали, что он будет писать мемуары, он просто бы не поверил. Потому что девизом всегда было пушкинское: «Сердце в будущем живет», а Блок еще сильнее сказал: «Жить можно только будущим». И чтобы мне сказали — «мемуары»? Что? Это — в прошлое? Нет. Только вперед, только вперед! Это был совсем другой человек. Жить можно только будущим.

А в это время была обстановка жесткого идеологического контроля и поэтому мы говорили эзоповским языком, если хотели кого-то покритиковать. И эта пушкинская фраза: «Сердце в будущем живет» давала надежду, что меня поймут, мысленно продолжив ее: “Настоящее уныло”… Но увы, никто не догадался. Только я получил удовольствие. Обращение к будущему это есть критика настоящего. Утопия критикует современность. Я это так всегда понимал.

Почему я сейчас согласился вспомнить что-то? Почему я это делаю? Я это делаю потому, что сейчас создались условия, при которых невозможно открыто возразить тем, кто врет в печати, по телевидению, клевещет на то, что такое перестройка. Они ее извратили, оболгали. Я — непосредственный участник всего этого, я молчал. Я бы и дальше молчал. Но теперь, когда архивы и материалы у «демократов», они об этом пишут, оплевывают перестройку. Там много было ошибок, но я вам рассказывал, как начиналось. Что, это — грязное дело? Это благородное дело.