Лаврентий Берия - Спасенные дневники и личные записи. Самое полное издание

То есть Берия был на всех июньских совещаниях 1949 года в сталинском кабинете.

Он был там и на всех июльских совещаниях 1949 года: 2, 6, 9, 13, 16, 18, 23, 25, 29, 30 июля…

И на всех августовских – тоже. Они проходили у Сталина 1, 2, 5, 6, 9, 10, 12, 15, 18, 19, 20, 22 августа с участием Берии, вплоть до 24 августа 1949 года. Через день Берия выехал в Казахстан на Семипалатинский ядерный полигон, на предстоящее 29 августа 1949 года первое испытание советской атомной бомбы.

2, 9, 16, 23 и 30 июня, 7, 14 и 21 июля, 10, 13, 16, 25 августа 1949 года Берия принимал участие в заседаниях Бюро Совета Министров СССР, причём 16 июня, 7 июля, 10, 13, 16 августа 1949 года он на этих заседаниях председательствовал.

4 июня 1949 года Берия подписал представляемый Сталину перечень проектов Постановлений и распоряжений Совета Министров СССР по атомной проблеме.

17 июня 1949 года Берия принимал участие в заседании Политбюро ЦК ВКП(б).

23 июня 1949 года Берия наложил визу на записку первого заместителя министра Вооружённых Сил СССР Соколовского и начальника Генерального штаба Штеменко о желательности передачи 105, 106, 107 и 108-го военно-дорожных отрядов в МГБ СССР.

График, как видим, разнообразный, насыщенный и полностью московский. Так что забавляться с чемпионкой «Людмилой» в июне 1949 года в Гаграх Лаврентий Павлович не мог никак.

Подробно анализировать «Дневники» Вильямса – пустое дело. Достаточно сказать, что общий низкий – даже по нынешним временам торжествующей некомпетентности – уровень «бестселлера» исключил возможность его перепечаток в дальнейшем – после первой публикации в 1992 году. Надо полагать, тираж в сто тысяч полностью насытил формирующийся «россиянский» рынок подобной макулатуры раз и навсегда.

То, что передал мне «Павел Лаврентьевич», было принципиально иным и на правду походило. Вот почему я согласился принять на себя труд подготовки рукописи к изданию с рядом необходимых справок, комментариев и примечаний.

По мере работы – а за два года мне пришлось поработать немало, сверяя даты и факты, роясь в доступных мне архивных документах и разного рода мемуарах и «мемуарах», – моё чувство эпохи, естественно, возрастало. За последний год, прошедший после первой публикации дневников, оно ещё более возросло. И чем лучше я узнаю ту эпоху – прежде всего по документам, – тем отчетливее я вижу, что главным её содержанием был не пресловутый «культ личности», а культ знания и созидания во имя нового – образованного и созидающего, свободного человека. Приверженцами именно этого культа были и Сталин, и Берия.

Возвращаясь же к дневникам Л.П. Берии, напомню, что в предисловии к первому тому первого их издания я приводил ряд своих наблюдений и догадок, сформировавшихся по завершении работы над подготовкой дневников к печати.

Вот, например, интересный, на мой взгляд, момент. В дневнике нет ни одной записи, касающейся работы Бюро № 2 при Председателе Специального комитета, через которое шёл основной поток разведывательной информации по атомным вопросам. В ныне рассекреченных документах советского Атомного проекта эта сторона вопроса освещена неплохо и можно найти немало просьб тех или иных руководителей об осведомлении ряда их подчинённых с деликатной информацией. Так, академик Хлопин дважды обращался лично к Берии с подобной просьбой, неоднократно просил об этом же Курчатов.

Вопреки распространённому заблуждению, с определённого момента круг так или иначе допущенных к ознакомлению с материалами Бюро № 2 был весьма велик. К 4 января 1949 года список ознакомленных насчитывал 35 фамилий, включая академиков Курчатова, Семёнова, Хлопина, Иоффе, Вавилова и других учёных, занятых в Атомной проблеме, в том числе – Харитона, Зельдовича, Франк-Каменецкого и др.

Судя по отсутствию записей, самого Берию этот вопрос волновал мало, он находился на периферии его интересов. И по одной этой детали можно понять, насколько высоким был общий уровень проблем, занимавших Л.П. Берию как государственного деятеля, если факт получения ценной информации по атомным вопросам из-за рубежа был для него, надо полагать, малозначащим – с позиций ведения личного дневника.

Интересно и то, как Берия именует наедине с собой Сталина – то «товарищ Сталин», то просто «Коба». Причём официальный, так сказать, вариант в ряде случаев выглядит как проникнутый горькой иронией или досадой, а в ряде случаев – чуть ли не насмешливо. Психологически это объяснимо. Есть неглупое изречение: «Чем старше мы становимся, тем больше у нас оказывается ровесников». Всё верно. Сталин был ровно на двадцать лет старше Берии. В 1919 году двадцатилетний Берия даже в мыслях не мог и близко ставить себя рядом со Сталиным и как-то себя с ним сравнивать.