Дэниэл Смит - Думай, как Эйнштейн

По большому счету, лекции Эйнштейна нельзя было назвать особенно захватывающими – при всем огромном объеме знаний, которые были в его распоряжении. Нередко он выходил на кафедру без подготовки и импровизировал «на ходу». Похоже, преподавание вообще не являлось его коньком. И это весьма досадно, особенно если учитывать, что годы спустя он высказывал об искусстве преподавания много интересного. Так, в 1934 году, участвуя в составлении документов для Национального совета представителей естественных наук США, он писал:

Величайшая ценность, которую может привить детям учитель, – не знание или понимание как таковые, но стремление к знанию и пониманию, равно как и само преклонение перед любыми интеллектуальными ценностями – художественными, научными или нравственными.

Эту же мысль он повторил двумя годами позже:

Главной целью должна быть подготовка независимо действующих и мыслящих личностей, которые, тем не менее, видели бы своим величайшим достижением бескорыстное служение обществу.

Но при всех недостатках Эйнштейна как лектора, он был однозначно бесценным собеседником для людей с интеллектом и стремлением к саморазвитию. В письме от 1911 года, призывавшем Цюрихский университет вернуть Эйнштейна обратно в Цюрих из его профессуры в Праге, Генрих Зангер писал:

Как учитель он не годится для господ, ленивых умом, которые только и горазды писать конспекты да вызубривать их для сдачи экзаменов; оратор из него неважный. Однако любой, кто желает научиться конструировать физические идеи, тщательно исследовать все предпосылки, учитывать все возможные логические западни и трезво оценивать надежность собственных умозаключений, найдет в лице Эйнштейна преподавателя высшего класса.

Тернистый, извилистый путь в большую науку, который пришлось проделать Эйнштейну даже после написания работы, впоследствии принесшей ему Нобелевскую премию и мировую славу, пожалуй, останется одной из самых странных загадок XX столетия. Хотя, как считают некоторые, самым заклятым врагом Эйнштейна порой являлся он сам.

Несмотря на все разочарования, сопровождавшие начало его научной карьеры, Эйнштейн не сдался и не отступил в самом главном для себя сражении – борьбе за ответы на фундаментальные вопросы науки. Игнорируемый величайшими академиями Европы, он исправно ходил на службу в бёрнское патентное, используя каждую свободную минуту для разработки своих необычных идей. И всякий раз, когда вдохновение посещало его, не нуждался ни в признании, ни в поддержке никаких ученых сообществ для того, чтобы совершить очередной великий прорыв в умозрительном постижении мира.

И это было большой удачей, поскольку позже Эйнштейн придет к убеждению, что самые новаторские прозрения и изобретения люди почти всегда совершают, пока они молоды. 1905-й год, когда Эйнштейну исполнилось двадцать шесть, называют его annus mirabilis – «годом чудес». Уже в 1906-м он начал беспокоиться о том, что скоро достигнет «возраста стагнации и стерильности, в котором принято ругать молодежь за бунтарский дух». Разумеется, впереди у него было еще много великих свершений, включая Общую теорию относительности и многолетние исследования по созданию Единой теории поля. Но все же несомненно и то, что самые значительные свои труды Эйнштейн завершил, когда ему не было еще и сорока.

Став фигурой мирового масштаба, он посвящал все больше времени для продвижения своих политических и гуманистических интересов – и фаза жизни, особо плодотворная для инноваций, осталась для него позади. Область его интересов заполнилась новыми исследованиями и научными статьями, во многом – «по мотивам» его собственных работ, и он уже физически не успевал читать все, что писали по всему белу свету его коллеги и оппоненты. Постепенно он утрачивал интуитивное понимание того, откуда могут появляться очередные новые идеи, о чем свидетельствует череда довольно болезненных неудач при создании Единой теории поля. Разрушительное влияние возраста на силу мысли все больше тревожило его, и он чем дальше, тем чаще высказывался о проблеме «деформации интеллекта». Особенно тяжело он перенес свой полувековой юбилей, написав о «все возрастающей сложности адаптации к новым идеям – проблеме, с которой сталкивается любой человек после пятидесяти».